Александр Вендеров - Химутка

– А я про тебе у районной газете «На колхозной стройке» фельетон напишу.

– Поговори мене ещё тут! Напишеть он! Я твому батьке скажу – он табе на заднице хлудцом кой-чаво напишеть.

Вот и поговори с таким работником! Петьке и обидно, что он большую часть работы выполняет, и Витю, с другой стороны, понять можно. Талант у человека, а когда талант, нет охоты заниматься навозом. Поэтому после работы он подошёл к Ивану Никитину и попросил:

– Дядь Вань, а, можеть, Витю поставить какую стенгазету писать, а мене кого другого дать у помощники? Усё равно от яво мало толку у коровнике, а он говорить красиво умееть и напишеть чаво надо. Нихто больше так не умееть!

– Ох, Петька, добрая ты душа. Такие вот арьтисты на табе усю жись ездить будуть. Ладно, бери кого захошь, а я Витьку заставлю такую статью про наш колхоз написать, штоб у «Колхозной стройке» её напечатали и штоб гордось за Спас-Вилки была бы.

– Спасибо, дядь Вань!

– У арьмию пойдёть – можеть, хучь там с яво чалавека сделають. Хотя понимаю, што парень башковитый.

Пока Петя с Витей Артистом чистили скотный двор, Ириша с Зиной, сестрой Пети, это самое удобрение отвозили на Китаву́шку, где после Первомая планировалась распахать землю под картошку. Китавушка – это большое поле к западу от Спас-Вилок, по дороге в Титово, и там из года в год картошку сажают. Возить сырой навоз – это тоже, знаете ли, не из лёгких работа. Хоть и не на себе везёшь, а на лошади, а за день наломаешься. Да и саврасая кобыла была самой заурядной. Откуда ей силы взять после долгой зимы?

Ну, слава Богу, отработали – вечер наступил. Зина отправилась к себе на Заречину, а Петя с матерью пошли домой. Химутка сидела на завалинке, греясь в лучах вечернего солнца. Давно она так сидела, уже не первый час. Видела, как по деревне ходили люди, ездили телеги, раза два или три проехал трактор с сеялкой, да только всё это её мало увлекало. Глубокая старость такова, что человек обращается к своим воспоминаниям больше, чем к сегодняшнему дню. Вспомнила, как работали на барина лет семьдесят пять назад. Она ещё в девках, ей только шестнадцать лет. Подносили с подружками зерно, которое засыпали сеятелям в лукошки. Сеять доверяли только взрослым мужчинам: наполненное семенами лукошко, что с помощью лямки перекидывают через плечо, очень тяжёлое. Идёт мужик по свежей пашне и зерно разбрасывает. Сеялок на гужевой тяге тогда не было, да и сейчас, как говорили сноха и внук, не хватает – частенько ещё эту работу выполняют вручную.

Тот давний апрель тоже был сухим и светлым. Носили они с подружкой Фросей Даниловой зерно из амбара на берегу Яузы 7 7 Имеется в виду река Яуза – приток Гжати, по современному административно-территориальному делению расположенная в Гагаринском районе Смоленской области в поле. Воробино было маленькой деревней дворов в пятнадцать, протянувшейся в один посад вдоль Яузы. Фрося была на год младше Химутки. И вот несут они вдвоём мешок ржи, а работать не хочется – гулять охота и хороводы водить. Остановились передохнуть. Фрося тогда мечтательно посмотрела в лазоревое небо и проговорила:

– А представ, Химутка, вот влюбится в мене какой-нить барчук, выкупить у нашего барина и женится на мене. И вольную, конешно, дась.

– Как же он на табе женится? Яму папенька не разрешить!

– А он не послухаеть свово папеньку: он же мене любить. Мы тайком обвянчаемся и уедем у Петербург. И буить у нас много детишек. А по праздникам мы будем у дворец ходить и на царя глядеть.

– Ох, Фрося, горазда ты мечтать! Холопы мы с тобой – ими и помрём.

– А тятя мой вчарась сказамши, будто мужикам да бабам волю скоро дадуть. Ня буить над нами барина. Так, кажуть, сам царь хочеть сделать.

– Да пёс их разберёть, господ ентих. Сёдни одно скажуть, а завтрева другое. Ладно, по́йдем-кось на поле, а то приказчик заругается, што долго. Он сёдни у нашу дерёвню приехамши.

Фросю через год сосватал тридцатилетний бездетный вдовец из Павлово – той деревни, где стояло барское имение. Тоже, конечно, крепостной, а никакой не барчук. А когда ещё через два года и в самом деле дали крестьянам волю, ушла Фрося с мужем и маленькой дочкой куда-то в город, и больше ничего Химутка о ней не слышала. Где она теперь? Должно быть, нет давно Фроси на свете: ей нынче был бы девяносто первый год, а кто живёт столько годов? Одну Химутку Господь сподобил.

– Бабуль, мы пришли! – голос Пети заставил Химутку вздрогнуть и вернуться из 1858 года в 1933-й.