Андрей Шаповалов - Предсказание на меди

Всего этого не случилось, как не случилось и самой свадьбы. Как-то не так все это представлялось. Приехал за Настей сразу после Пасхи один Федор Иванович, привез всем дорогие подарки, а для невесты – свадебный наряд да сережки с красными камушками. Весь вечер они с дядей Тимофеем пили привезенное сватом покупное вино да тихо разговаривали, пока тетя Глаша с Настей собирали ее нехитрые пожитки в сундук. Наутро одели Настю в обновы и повели в церковь, где наскоро обвенчали с худым чернявым мальчишкой лет двенадцати, который и смотреть-то на Настю боялся. Ох, не такого мужа представляла себе Настя, совсем не такого. Да и не стал он ей мужем. Сразу после венчания, пока Настя возле церкви с крестными да с их детьми прощалась, увез Федор Иванович сына Ванюшу, как потом выяснилось, на тракт, где сдал старшему обоза, идущего в Барнаул, чтобы оттуда отправить в далекий Змеиногорский рудник – в обучение. С тех пор своего законного мужа Настя никогда не видела. К церкви вернулся один Федор Иванович, посадил Настю в телегу, со сватами попрощался и сразу повез в Нижне-Сузунский завод. По весенней распутице добирались до него пять дней. По дороге ничего не случилось, может потому, что ехали не одни, а с какими-то еще мужиками, что ехали в завод на отработку и все жаловались, что не вовремя их вызвали, и они не успеют вернуться до посева. Тяжкая это была дорога, может и плохого в ней ничего не случилось, но Настя тогда уж поняла, что продали ее крестные, не замуж выдали, а продали вот этому угрюмому мужику – Федору Ивановичу. Тогда она еще по наивности думала, что он ее в работницы везет, и все равно было обидно, а уж о том, что в действительности случилось, она даже и помыслить не могла. И уж конечно, не ждали ее на новом месте ни молоко, ни мед. Все девичьи мечты ее развеялись еще в церкви, а в дороге Настя просто пыталась быть незаметной, а уж если свекор к ней обращался или велел что-то сделать, отвечала и выполняла покорно, стараясь угодить.

Свекровь в большом богато устроенном доме, стоящем на берегу заводского пруда в монетной стороне Нижне-Сузунского завода, встретила ее нелюбезно. К этому Настя уже была готова, ведь ничего хорошего она и не ждала. Зло, настоящее, неожиданное, жестокое и беспощадное пришло только на второй день по приезду. Тогда-то, Настя по-настоящему поняла смысл пророчества, тут-то ей открылось, что такое боль, страх и злые люди. Все, что говорила бабка Сайлык, вновь оказалось жестокой и неотвратимой правдой. Про зверей, слава богу, все тоже оказалось правдой. Животных Настя всегда любила и никогда не боялась, с малолетства умела за ними ухаживать. Ей это больше всего нравилось в домашней работе: корову доить, кур кормить, загон у свиней чистить, овец пасти – все одинаково радостно и умело делала Настя, а уж с конями управлялась, кажется, с младенчества. Сколько себя помнила, всегда на коне ездила. Сначала отец ее подсаживал, потом уж сама с приступочки или с забора на их спину безбоязненно взбиралась. Кони всегда ее слушались. Даже тогда, на покосе, когда родителей до смерти перепугала. Лет пять ей, наверное, было. Пока родители с работниками обедали, минутку улучила, взобралась на березу, к которой отцовский жеребец был привязан. С ветки к коню на спину перебралась, узел на поводе развязала, за гриву ухватилась, и конь пошел. Сначала шагом, потом мелкой рысью, потом быстрее… Вот уж батюшка с матушкой ужасу натерпелись, когда увидели… Жеребца этого Лютым звали за ярый, безудержный норов. Никого чужого он к себе никогда не подпускал, только отца слушался. Работники отцовы боялись даже иной раз приблизиться к нему, а Настя к нему всегда без опаски подходила и тихонько звала Лютиком. Думала по малолетству, что имя ему такое дали за красоту и нежность, как у цветка. Отец тогда даже ругаться не стал, когда Настя, увидев его гневный взгляд, заплакала и запросила:

– Только Лютика не наказывай, он хорошо себя вел… Это я сама… Лютик не виноват…

– Лютик? – отец сразу же рассмеялся. Похлопал коня по шее. – Ну что ж… Лютика не накажу, а вот тебя высеку. Лютик… Что ж… Будешь теперь Лютиком…

Настю отец, конечно, тоже не высек. Он никогда ее не обижал, только, бывало, если сильно расшалится, погрозить мог, а на деле – все больше целовал да баловал. «Ох, батюшка, батюшка, где же ты? Как не хватает мне сейчас твоей ласки, твоего смеха, руки, за которую так верно и надежно держаться… Сейчас мне только звери и остались…», – Настя потерлась носом о щеку Чалого. Вот уж от кого никто не ждал, такой спокойный, мирный да ласковый коняга, а вот поди ж то… Ведь спас ее тогда от верной смерти. Это случилось, сейчас уже кажется давно, два года назад, когда свекор, тогда еще не хозяин, просто суровый свекор Федор Иванович, впервые взял ее силой. Почти бесчувственная от зверских побоев и обессилившая от собственного яростного сопротивления, Настя тогда горела ненавистью и местью. Схватила вилы, выскочила из сарая и с отчаянным криком бросилась на обидчика. Она бы заколола его, так сильна была в ней обида и злость, но где такого заколешь… Может быть, кричать не надо было, а также как он – молча… Спокойно, без суеты… Свекор чуть обернулся на крик, ухмыльнулся, ловко в сторону отступил, вилы перехватил, стряхнул девчонку с черенка, как тряпку, так что отлетела она чуть не на две сажени да со всего маху на спину опрокинулась. Перехватил Федор Иванович вилы острием вниз, прямо в Настю нацелил, еще угрюмей в ухмылке зубы оскалил, занес руку для удара и убил бы – прямо в грудь бы заколол… Она знала теперь, у него рука бы не дрогнула. Тут чудо и произошло. Конь, что стоял рядом, впряженный в телегу, шагнул вперед и толкнул головой хозяина в плечо, так что тот от неожиданности повалился вбок. Тут еще Волк с цепи сорвался, бросился хозяину на грудь, пока тот отбивался, на шум свекровь выскочила, заголосила, чтобы не губил свою душу. В то, что душа у него была, Настя сейчас не верила, да и такую душу разве спасешь, она уж от грехов тяжких давно почернела, омертвела вся, спасать нечего… Тогда он все же остыл, а может, он и не вскипал даже, так просто… злой свой замысел надолго рассчитал… Вилы в землю воткнул, пса за ошейник скрутил, вновь на цепь посадил. Взял из телеги хлыст, и отходил им до страшных кровавых рубцов всех во дворе: и Волка, и Чалого, и жену свою, но больше всего Настю – хлыстом, ногами в живот и в лицо, и вновь хлыстом… Все время приговаривал: «Будешь теперь знать, кто хозяин, кого тебе терпеть да слушаться». Потом Настя лишилась сознания.