Игорь Кокарев - Исповедь «иностранного агента». Из СССР в Россию - путь длиной в пятьдесят лет

Потом он встал и тихо ушел. А я лежал и думал. Можно ли оправдать массовые убийства какой-то придуманной «классовой войной»? Войной с мирным населением? Они просто садистски наладили систему превращения в рабов и уничтожения сотен тысяч, миллионов невинных людей по разнарядке. И он был одним из исполнителей в этой чудовищно бесчеловечной системе. Монстр. Бесчувственный, циничный монстр, который, не сошел с ума от своей «работы», не раскаялся, его не мучают кошмары, он теперь среди нас, как будто один из нас. Сколько таких вокруг? Как же дорого страна заплатит за эту терпимость…

Как кончился тот день рождения, не помню. Но Наталью Сац прошедшую через это кошмар и сохранившую талант и энергию, буду помнить всегда. Она учила меня не тушеваться, сохранять достоинство в любых обстоятельствах, а, главное, делать дело, которому не стыдно посвятить жизнь.

Сын

…Наташа на корточках обновляла клумбу перед крыльцом, когда начали отходить воды. До Кунцевской больницы от Николиной близко. Хотел отвезти, но ТНХ прислал свою машину. И через несколько часов легко появится на свет наш малыш, уже названный Андреем после острой схватки с тещей. Уж очень она хотела, чтобы он был Тихоном. Мы тогда торжественно выпили с тестем, сидя на кухне и наливая из бутыли, стоявшей под столом, недавно подаренный Хренникову первоклассный грузинский виноградный самогон. А Тихоном младшим станет потом сын вот этого симпатичного младенца у меня на руках…

Радость отцовства теща все же отобрала у меня вместе с пеленками, бессонными ночами и прочими родительскими заботами. Как-то само собой получилось, что в Москве он сразу оказался в Наташиной комнате большой хренниковской квартиры, а не в маленькой напротив, где уже жили мы. В нашу квартиру на той же лестничной клетке, выкупленную для дочери изобретательной Кларой, я дважды буду переносить коляску с вещами. Но вечером ребенок будет снова у бабушки.

– Куда? Зачем? У вас же даже нет места для детской!

Наташина комната, где я впервые ее увидел три года назад, уже превращена в детскую, полную игрушек. Там ребенком занимается няня. Сначала одна, потом другая, потом третья. Ребенка неохотно давали мне в руки:

– Ну, зачем ты его сажаешь на шкаф? А если не поймаешь?

Иди себе, пиши диссертацию. Наташа тоже была занята. Покормит грудью и в театр на репетиции. Вскоре с забинтованной туго грудью она уедет в командировку в Болгарию работать над постановкой отцовской оперы в софийском театре. А я буду вспоминать с поразившим меня неожиданным волнующим чувством, как спасал от мастита ее переполненную твердую грудь, досасывая после сына сладкое материнское молочко…

Так выглядело счастье в середине 60-х…

С первыми расцветающими в саду тюльпанами мы переезжали на дачу. Там, справа от крыльца, мне нравились обнявшиеся, как три сестры, молоденькие березки. Они будут расти вместе с сыном, который их срубит, когда вырастет. А я, увидев голое, осиротевшее крыльцо, вдруг почувствую, как дух холодной роскоши стирает милое запустение старого дома, и осознаю пропасть, которая разделит нас спустя годы.

Прожив почти до 14 лет под бабушкиным заботливым крылом, он не воспримет мой одесский юмор, дух моря, не унаследует отцовскую страсть к спорту. О моих интересах и политических пристрастиях и речи быть не могло. В доме на Старом Арбате, где мы уже будем жить вместе, я постараюсь привить ему интерес к литературе, разбирая особенности его школьных сочинений. А в десятом классе даже случится нечто экстраординарное. И это отдельная, почти детективная история, связанная с творчеством Владимира Высоцкого, на короткий момент сблизит нас.

Но что-то важное окажется уже безвозвратно потерянным в наших отношениях, и к отцу впоследствии он не будет испытывать горячих чувств. Общение будет порой тягостным по мере того, как перестроечная Россия будет скатываться к тоталитарному режиму, и наши дороги будут расходиться все дальше.

Но разве думаешь о дальних последствиях, которые сами без твоего ведома и согласия созревают в утробе времени? А кровь, гены… Ничего они не значат в нашем уходящем из-под ног мире…

Светская жизнь композитора – его премьеры и концерты. На них – вся семья и многочисленные друзья дома, коллеги. Списки всегда составляла Клара. Однажды в Большом театре перед началом балета «Любовью за любовь» толклись гости в тесной раздевалке под лестницей служебного подъезда, ведущего в директорскую ложу. Вдруг сверху полилась густая патока липких слов: