Игорь Кокарев - Исповедь «иностранного агента». Из СССР в Россию - путь длиной в пятьдесят лет

Удовольствие общаться со студентами будет продолжаться десятилетиями, а время будет дарить и дарить сюрпризы вроде фильмов Марка Осипьяна «Три дня Виктора Чернышева» 1967 года о разлагающем влиянии трудовых отношений на формирование личности молодого человека. За ним появится чудом ускользнувший от цензуры прямой протест рабочих против приписок на производстве в фильме «Пре́мия» Сергея Микаэляна уже в 1974 году. Венцом социальной сатиры станет и портретная галлерея советских людей в «Гараже» Эльдара Рязанова 1979 года. Да и, пожалуй, ядовитая комедия «Родня» о советской семье трех поколений, снятой Никитой Михалковым в 1981 году, и «Полёты во сне и наяву» Балаяна о кризисе поколении сорокалетних – прекрасный материал для социологических и философских размышлений, которыми был интересен семинар «Социология кино».

Я сам отводил душу, проверяя себя и свои представления об изменяющихся общественных настроениях на своих студентах. Не навязывая себя, я старался, чтобы они проявляли свое отношение к скрытым смыслам этих картин по их прокатным показателям и социологическим опросам зрителей. По сути, на семинаре все годы обсуждался один и тот же вопрос: как кино подготавливает общество к переменам, назревавшим в стране «зрелого социализма».

И можно только гадать, каким бы оказалось советское общество к концу 80-х, когда перемены действительно наступили, если бы честное и самоотверженное творчество кинохудожников «хрущевской оттепели» не загоняла в прокрустово ложе идеологии партийная цензура. Впрочем, цензура махала топором не только в кино…

Много внимания на семинаре уделялось внимание киноклубам. Там, как в стаи, сбивались общественно активные, ждущие перемен люди… Мы с Юрой Гусевым, тогдашнем комсоргом ВГИКа, еще в конце 60-х создали в Москве первую Ассоциацию киноклубов, заседания которого шумно проходили в кинотеатре «Художественный» на Новом Арбате. А в киноклубе «Под интегралом» в Академгородке под Новосибирском бывало еще и не то. Молодые гении позволяли себе многое, и разговор шел крутой, приходилось и на двери оглядываться. Но разве закрыть рот, например, насмешливому Гере Бессонову, беспечному бездельнику, которому разрешалось не ходить на работу, лишь бы хоть раз в квартал приносил он свои гениальные формулы?

Рискованная, между прочим, была игра: вроде бы нет у нас запретных тем, но есть где-то рамки дозволенного, которые никто не видит. Но чувствуют. Надо было догадаться, где остановиться. Я же и подливал масла в огонь: найди черту сам! Нет, мы не диссиденты. Но перешагнешь – им и станешь. И будешь наказан, уволен, выброшен, выслан, посажен, никому не нужен. Не дойдешь – обидно, художник! Не договорил, не довыразился, зря талант просадил. Говорил им иногда с грустью:

– Тащить вам, ребята, свою бурлацкую лямку, вытягивать тяжелую, забитую доверху лозунгами и фобиями баржу общественного сознания к истокам общечеловеческих ценностей всю свою творческую жизнь. И не будет этому конца…

То, что уже понимали мои студенты и киноклубники, еще не доходило до чиновников Госкино. А может, и доходило, но у них работа такая. Сверху заказывались социологические исследования, выводов которых никто не хотел ни видеть, ни слышать. Зачем, спрашивается, заказывали?

Искренность и осторожность – два полюса, между которыми метались многие в мире изношенных ценностей «зрелого социализма». Мы со студентами, как мне по крайней мере казалось, ничего не боялись. Разве что только я немножко… Но как же хороши эти паузы между неожиданным вопросом и искренним ответом без всякой обязательной в наше время самоцензуры! Я доверял им, они верили мне…

К концу аспирантуры позвали меня с этим семинаром и на режиссерский. Для осторожности назвали его семинаром по зарубежному кино. Так и было, зарубежное так зарубежное. А социологический метод тот же: фильмы рассматривались в общественно-политическом контексте бурных 60-х. В Госфильмофонде в Белых столбах (специально ездили на электричке) смотрели добытые неприступным Володей Дмитриевым знаменитые «Выпускник», «Алиса, которая здесь больше не живет», «Легкий ездок», «Возвращение домой», «Грязные улицы», «Смеющийся полицейский», «Жажда смерти», «Роки», «Рэмбо». Через призму этих социально острых картин, проглядывала Америка контркультуры, страна антивоенного, женского, молодежного протеста. Допускались любые ассоциации…

К занятиям готовился, как струну натягивал. Чтобы не сводили глаз с пущенной стрелы, с мысли, несущейся к черте, за которой можно было и загреметь. Если струна не натягивалась, и лететь не получалось, пропускал занятие. Почасовику такое сходило с рук. Зато был драйв, взаимное доверие и напряженная совместная работа. Неизвестно, кто больше получал от нашей забавы, я или они. Такой вид обучения позже назовут интерактивным, и он придет к нам в виде тренингов в 90-х годах от американцев. А я буду гордиться своими студентами, сохранив дружбу со многими на долгие годы.