Игорь Кокарев - Исповедь «иностранного агента». Из СССР в Россию - путь длиной в пятьдесят лет

Наташа пересела на диван, чтоб глаза в глаза. У нее большие, серые, насмешливые. А я все говорил, говорил…

Потом был Каратау. Год промелькнул как дикий козел в степях казахских. Прилетал, улетал, звонил ей, больше же некому. Сидели в кафе на улице Горького, в дальнем углу на втором этаже. Вино, мороженое, даже за руку не держал. Рассказывал, как когда-то про рейсы, теперь про степи в красных маках. Звал ее с собой. Будешь, мол, степь писать, казахов учить живописи. Она смеялась:

– Откуда ты такой взялся?

Хорошо, однако, что не уговорил. А то стыдно было бы. Только поступив во ВГИК, набрал номер. Она не удивилась, сказала, как будто не расставались:

– Есть билеты на Международный кинофестиваль. Фильм «Мост через реку Квай». Пойдем?

Тогда, в зале Дома композиторов, в темноте она взяла меня за руку. При свете на нас оглядывались, улыбались ей. Хотя ни отца, ни матери ее я не видел, но уже знал, какая ее семья. Но с другой стороны, нормальная девчонка. Выпить умеет. Слова знала, если что. И она была единственной, кому до меня в Москве было дело. Кроме сестры, конечно, у которой я и жил тогда в Свиблово. Наташа доставала билеты в Современник, на спектакли недоступной простым смертным Таганки, показывала своих бывших женихов, знакомила с друзьями. Никто еще не видел ее с моряком. Костюм я себе так и не пошил, ходил в форме.

Однажды она сказала как-то просто, будто о пустяке:

– Вот что, ты давай не уходи, оставайся здесь, – она имела в виду свою комнату. – Все равно родителей нет. Они в Японии на целый месяц. А Поля и так все знает.

О любви не было сказано ни слова. На корзину цветов с романтической запиской она пожала плечами:

– Ты что, дурак?

Я не спросил почему. Просто выбросил корзину в мусоропровод. Кто отучил ее от высоких слов? Не знаю. Но насмешливостью своей она сбивала любой пафос, и моя нежность и восторг постепенно смешивались с веселым цинизмом. Значительно позже я понял, как это работало. А как она красиво пользовалась матом! Это сближало морехода и творческую интеллигенцию.

Поля, маленькая хлопотунья, деревенская наивность и строгость – ее няня, взятая в этот дом еще с довоенных лет. И ей хорошо известны бывшие наташины ухажеры: и вальяжный острослов поэт Игорь Волгин, и самоуверенный, важный брат Майи Плисецкой Азарий, и доктор наук Борис Маклярский, сын известного сценариста, автора знаменитого фильма «Подвиг разведчика». Почему Наташа выбрала провинциала – идеалиста, удивлявшегося тому, что здесь давно никого не трогало? Кого волнуют сегодня комсомольские стройки? Но она выбрала. Я бы не осмелился. Это Андрон Кончаловский мог позвонить по международному в Осло и сказать кинозвезде Лив Ульман:

– Я русский режиссер, хочу с вами встретиться.

Наташа не похожа на Андрона, но в ней та же уверенность:

– Я дочь Хренникова и могу позволить себе брак по любви, – сказала она своей подружке, дочери министра лесной промышленности. Как будто она кому-то бросала вызов.

Родители прилетели, и ей-таки досталось от матери. Я не знал, куда деваться от стыда. Но ее отец позвал в кабинет, закрыл дверь:

– Не обращай внимания. Клара такой человек. Для меня главное: Наташа тебя любит. Значит, так тому и быть.

Бракосочетание. Мои родители справа. Клара отсутствует. Тихон изображает непричастность. Остальные – наташины друзья.

Так и остался я в ее комнате… Выходить лишний раз стеснялся. Но завтракали всегда все вместе за большим столом в гостиной. Ночами выполнял важное поручение – развозил иностранных гостей после позднего ужина по гостиницам. Однажды, когда мы были одни дома, Наташа взяла за руку, усадила в гостиной, поставила пластинку:

– Слушай. Это «Как соловей о розе». Папина песня любви.

Я слушаю сладчайшую мелодию: «Звезда моя, краса моя, ты лучшая из женщин…» и вдруг понимаю, что Наташа говорит музыкой отца что-то важное. Ей, далекой от сентиментальности, так было, наверное, легче сказать о своих чувствах. Мне сейчас кажется, именно этот момент соединил нас на много лет. Нам было по 25, и родились мы с ней в один год, в один месяц и с разницей в один день…

Я еще долго буду озираться вокруг себя, как бы запоминая дорогу. Москва, ВГИК, Наташа – это впечатления посильней заграничных. Там, в тех рейсах по чужим портам и странам, мы как по музеям ходили. Но всегда возвращались домой. А сейчас здесь, в семье знаменитого композитора, в центре Москвы, которая всегда казалась недостижимой как Полярная звезда, стало быть, мой дом? Ощущение нереальности происходящего парализовало остатки одесского острословия и самоуверенности.