Лариса Шкатула - Казачья доля - воля-неволя

Несколько казаков поехали по боковой улочке, не встречая сопротивления, и вдруг одно из окон второго этажа распахнулось, и из него ударил выстрел.

Василий с коня замертво свалился. А ехавший с ними вахмистр, почти не целясь, выстрелил, и второго выстрела из окна не последовало.

– Гречко, проверь! – скомандовал вахмистр, и Семен, спешившись, помчался в дом. Вверх по лестнице. Кто-то порхнул в сторону, но он отчего-то знал, не тот, кто ему нужен. А тот больше и не понадобился. Лежал с пулей в голове, судорожно сомкнув руку на небольшом мешке, набитом золотыми монетами.

Семен мешок прихватил, коротко ответив на молчаливый вопрос вахмистра:

– Убит.

Он показал мешок вахмистру, и тот коротко бросил:

– Потом разберемся.

Когда всех казаков распределили на ночлег, он пришел к вахмистру и показал, что взял в доме убитого.

Тот глянул, даже ничего в глазах не отразилось.

– Твоя добыча. С семьей Бабкина поделишься.

– Но вы… это же вы его застрелили.

– А он застрелил моего бойца!.. – вахмистр усмехнулся. – Дурак. Сидел бы себе тихо, и казну сохранил, и жизнь…

Почему вахмистр не взял деньги? Семен собирался с ним поделиться, а так… Он и в самом деле решил, что пошлет половину денег сестре. В семнадцать лет – вдова! А она уже пусть сама решит, на что их потратить.

Воспоминания о гибели зятя не помогли крепче заснуть. В конце концов, Семен встал и подошел к костру, где сидел, глядя на огонь, часовой.

– Чего тебе?

– Не спится.

– Понятное дело, – вздохнул тот. – А по мне бы, заснул хоть на голой земле.

– Так, может, давай я тебя подменю.

– Нет, – не согласился часовой. – Мне до смены меньше часа осталось, потерплю.

– Но можно я возле тебя посижу?

– Сиди, кто тебе не дает. Старые казаки говорили, так бывает, когда сразу после войны – отдых. Казалось, спи, ничего не мешает, ан нет, всякая ерунда в голову лезет… Ты возьми немного сена из подводы, бурку наверх кинь. Мы целую телегу бурок везем. Не знаю, кто из турок их хранил и для чего?

Семен так и сделал. Постелил себе чуть поодаль от костра, буркой свое ложе прикрыл. А себе на плечи свой бешмет накинул и не заметил, как заснул.

Утром проснулся рано, еще и побудку не сыграли. Урядник разговаривал с часовым.

– Ты слышал, филин ухает. Светает. В такое время они уже спать отправляются. Плохая примета: филин – поутру!

Это два раза повторенное слово «филин» и разбудило Семена. Он приподнял голову.

– Рано еще, – сказал ему урядник. – Часок можешь поспать.

– Да, я до ветру схожу, – пробормотал Семен, а чуть отошел настолько, что его не было видно от костра, метнулся в другую сторону.

Туда, где за легкой перегородкой ворочался табун. Верховых не было видно, но на всякий случай Семен загородку обошел. И опять не заметил цыгана, тот его насмешливо окликнул.

– Ты не филина ищешь?

– Что-нибудь случилось? – шепотом спросил его Семен; в груди шевельнулось нехорошее предчувствие.

– Ничего не случилось. Вот твои лошади… Они?

То-то Семену показалось, какие-то звуки. Оказывается, Януш и еще какой-то цыган приподняли ограждающее деревцо и загнали всех четверых в табун. Но, видимо, то, что с ними проделали, сбило лошадей с толку, так что они стояли несколько в стороне от остального табуна, будто заново привыкая к своей новой внешности.

– Бывай, Семен, – проговорил Януш. – Мы еще дней десять будем идти недалеко от вас. Что надо будет, обращайся!

Цыгане растворились в предрассветной дымке.

Семен, дотянувшись, похлопал одну из лошадей по крупу.

– Знала бы ты, милая, какого жениха я тебе приготовил! Правда, он в холке до твоего не дотягивает, не голубых кровей, но зато в остальном – крепкий, ходкий, неприхотливый. Мужик, конечно, но если ты его приголубишь… Ему так мало надо. Солому может с крыши есть, траву из-под снега доставать… Ты, конечно, этого не станешь делать, тебя кормить надо лучшим сеном, отборным зерном. А вот твои детки смогут…

– С кем это ты тут разговариваешь? – услышал Семен голос чуть ли не над плечом, и вздрогнул.

– Со своими лошадьми.

– Ну, и как, они отвечают? – хохотнул верховой казак.

– Отвечают! – пробормотал Семен.

– Мне бы твои заботы! Спать хочу, чуть ли не с коня падаю, а находятся же люди, которые с утра пораньше приходят с лошадьми поговорить!

Семен поспешил к лагерю, не желая больше привлекать внимания ни к себе, ни к своим лошадям.

Сердце Семена пело: получилось! Кони вернулись на место, и в самом деле, если не присматриваться, их трудно было бы отличить от природных вороных… Он подошел поближе, потрогал то место, где у лошади было клеймо. Если нарочно не тереть, ничего не было заметно. Да и кто станет тереть, если на трофейных лошадях вполне может быть клеймо, их-то уводили из турецких конюшен!