Мэгги О'Фаррелл - Хамнет

Агнес были невыносимы их взгляды, и она старалась избегать их. Она не нуждалась в их сочувствии, молитвах и невнятных выражениях соболезнования. Раздражало ее и то, что, расступившись и пропустив их траурную процессию, люди сразу возвращались к своим повседневным делам и заботам, как будто не увидели ничего особенного, вообще ничего не увидели. Ей хотелось взрыть землю, может, даже мотыгой сделать зарубки на всех этих улицах, оставить на них вечные отметины, напоминающие о том, что по ним ходил Хамнет. Что он жил здесь.

Да, слишком скоро, слишком быстро они приблизились к кладбищу, прошли в ворота и углубились в тенистые аллеи тисовых деревьев, усыпанных мясистыми алыми ягодами.

Вид могилы произвел ошеломительное впечатление. Казалось, чей-то гигантский коготь случайно вспорол землю, оставив в ней этот узкий и темный провал. Могилу вырыли в дальнем конце кладбища, откуда открывался вид на широкую речную излучину, здесь река делала плавный поворот. Сегодня ее покрытые рябью воды выглядели непроницаемо-темными, сплетая мелкие волны, они неуклонно спешили вперед.

Хамнет очень любил эти места. Она невольно заметила, как в голове сложилась странная мысль: «Если бы он мог выбирать, если бы стоял сейчас рядом со мной здесь и я могла бы повернуться к нему и спросить, то он наверняка выбрал бы вот это самое место: над рекой». Он всегда любил воду. А она обычно всячески старалась удержать его от этих поросших травами берегов, от сырых провалов колодцев, от вонючих сточных канав и от луж с барахтавшимися в них овцами. Но отныне, навечно засыпанный землей, он останется здесь у любимой реки.

В землю опустил его отец. Как он смог решиться на это, как мог допустить такое? Она понимала, что так положено, что он всего лишь поступил так, как должно, однако Агнес осознавала, что сама ни за что не решилась бы. Никогда не смогла бы вот так просто опустить его тело в могилу, оставить его одного в том холодном мраке, позволить засыпать землей. Агнес не могла смотреть, просто не могла видеть, как напряглись мышцы на руках ее мужа, как мучительно исказилось его блестевшее от пота лицо, как Бартоломью и Эдмунд пытались помочь ему. Послышались чьи-то рыдания. Может, они вырвались у Элизы? Или у жены Бартоломью, не так давно потерявшей ребенка? Начала всхлипывать Джудит. Сюзанна так сжимала ее руку, что Агнес упустила момент, не заметила, когда ее сын, зашитый ею самой в саван, исчез, погрузившись в темную, напоенную речной влагой землю. Всего один-единственный миг, когда она, понурив голову, взглянула на Джудит… и все закончилось. Земля навечно скрыла его от любых глаз.

Как ни тяжел был путь на кладбище, вдруг осознала Агнес, обратный путь оказался еще тяжелее. Дорожка проходила мимо многочисленных могил, и множество печальных и сердитых призраков цеплялись за ее юбку, прикасались к ней своими ледяными пальцами, дергали ее, сердито или жалобно умоляя: «Не уходи, подожди нас, не покидай нас». Ей пришлось прижать подол к ногам и спрятать руки. Как же странно и трудно принять то, что она пришла сюда с тремя детьми, а уходит с двумя. «Значит, — попыталась она рассудить логично, — так уж было мне суждено оставить одного здесь, но разве это возможно? Ведь здесь, среди этих слезливых тисовых деревьев, полно завывающих призраков с ледяными цепкими пальцами…»

Возле кладбищенских ворот муж взял ее за руку; она взглянула на него и не узнала, словно никогда не видела прежде этого мужчину с так странно изменившимся и постаревшим лицом. «Изменился ли он так неузнаваемо от долгой разлуки, горестных размышлений и пролитых слез? — мысленно спросила она себя, разглядывая его. — Кто же этот мужчина, так по-хозяйски взявший ее за руку?» Она видела в чертах его лица сходство с ее умершим сыном, в разлете бровей и ширине лба, но ничего не чувствовала. Лишь отмечала свидетельства полнокровной жизни, ритмично качающего кровь сердца, блестящие от слез глаза и покрасневшие щеки.

Она чувствовала опустошенность, размытые и иллюзорные, хрупкие границы собственного бытия. Она могла рассеяться, испариться, разбиться, как ударившаяся об лист дождевая капля. Она не могла покинуть кладбище, не могла пройти в эти ворота. Не могла оставить его там совсем одного.

Припав к деревянному столбу ворот, Агнес обхватила его руками. Все разрушено, только этот пограничный столб основателен и крепок, за него и надо держаться. Она сумеет удержать от распада свой мир, если останется здесь, удержится на этой границе, по одну сторону от которой стояли ее дочери, а по другую — остался ее сын. Потребовались силы ее мужа, брата и обеих дочерей, чтобы заставить Агнес разжать руки, чтобы увести ее домой.