Роберт Лоу - Лев пробуждается

На сиденье напротив скользнул субъект, одаривший его бурозубой улыбкой. Лампрехт. Мализ посмотрел на коротышку со смесью благоговения и недовольства, не ведая, вправду ли тот владеет могущественными христианскими реликвиями, и недолюбливая за то, что тот оставляет за собой след, как улитка.

— Мой спелость, моя мышка, — прошепелявил Лампрехт, наивно веривший, что именно так принято при дворе во Франции. — Я свою сделку выполнил. D’argent, подлинно. Bezzef d’argent, tu donnara [70] За уйму серебра, даденного тобой ( лингв. фр .). .

Воистину промысел Божий, думал Мализ, привел на его сторону Лампрехта — человека, которого он использовал по мелочи раз или два прежде. Тогда Белльжамб считал его полезным, но теперь смотрел на продавца индульгенций с недовольством, видя, как тот мог быть раньше хорош собой, однако годы, затеявшие друг с другом чехарду, уродливой грудой шлепались на его физиономию, одутловатую и исчерченную венозными жилками. Некогда у него были длинные чистые волосы, но слишком жидкие, чтобы удержаться, и теперь скальп украшало лишь несколько сальных кудряшек, которые он прикрывал, когда не накручивал на пальцы, мягкой широкополой шляпой, украшенной раковиной паломника.

— Знаю, чего тебе надобно, — угрюмо бросил Мализ, — но ты далек от того, как никогда. Сэр Генри Сьентклер Хердманстонский, сказал я. Ты же привел ко мне сэра Генри Сьентклера РОСЛИНСКОГО.

Ответная улыбка Лампрехта даже не коснулась его глаз.

— Non andar bonu, — начал он, а потом усердно перетолковал это на английский с сильным акцентом: — Это не идет хорошо. Это не моя вина. Генри Сьентклер ты просишь. Генри Сьентклер ты получаешь. Пожалуйста, плати мне, как уговорено.

Ответный слабительный взор поведал ему, что своих денег он не получит. Не его вина, сердито подумал Лампрехт про себя, что его отправили доставить сказанного человека из места, где всех, похоже, кличут одинаково. А теперь этот человек с рожей, как задница, получившая добрый пинок, супится на него и отказывается платить; и уже не в первый раз Лампрехт пожалел, что вообще повстречал Мализа Белльжамба.

Впрочем, ему ли привыкать к помыканию; похоже, всякий считает себя вправе дурачить, водить за нос или плевать на ему подобных, несмотря на его знак паломника. Уж, казалось бы, люди должны почитать обладателя раковины, говорящей о странствии до самой Святой Земли, и, честно говоря, большинство людей и почитает. А вот те, у кого есть деньги и толика власти, вечно считают его лжецом, не видевшим Святой Земли даже издали, а знак свой попросту укравшим.

Сущий поклеп, мысленно возмутился Лампрехт. Знак он честно выторговал за зуб Змея Эдемского, не за что-нибудь, — лишь малость выщербленный, но чудный образчик. Следует признать, не такой чудесный, как имевшиеся у него три других, но все равно справедливая цена за раковину паломника. И хотя в самой Святой Земле он и не был, зато добрался до самой Сицилии — где идолопоклонники сильны по сей день — и до Леона в Испании, а оттуда до язычников-мавров и вовсе рукой подать.

— Dio grande, — с усталой горечью возгласил он Мализу. — Бог велик. Я выполняю мою задачу, и это мое вознаграждение. A esas palabras respondieron los ignorantos con decirle infinitas injurias como ellos acostumbran, llamândole perro, cane, judto, cornudo, y otros semejantes…

— Говори по-английски, — в конце концов не выдержал Мализ, раздраженный сверх всякой меры, и Лампрехт пожал плечами: дескать, только дурак не разумеет ни лингва, ни кастильский — языки, понятные каждому путешествующему на востоке Средиземного моря.

— Невежда, — свысока бросил он, — отвечает бесчисленными оскорблениями, как привык, нарекая меня собакой, псом, жидом, рогоносцем и тому подобными эпитетами. Mundo cosi — таков уж мир.

— Нечего тут пыжиться, поставщик волос с яиц святого апостола Елды, — рыкнул вконец осерчавший Мализ. — Я уж давненько тебя знаю, достаточно давно, чтобы знать, что ты украдешь содержимое собачьей задницы и начинишь им пирог, коли сыщешь простофилю с солидной мошной, охочего до подобных вещей. — Глянув волком, он добавил, увидев, что задел за живое Лампрехта, не любившего, когда уничижают его товар: — Да ты продашь ворованный череп дитяти, божась, что он принадлежал Христу во младенчестве.

— Questo non star vero, — запротестовал тот, потом с досадой тряхнул головой и перевел на английский: — Это неправда. Que servir tutto questo? Ненадобно такое говорить, даже во гневе, ибо Бог видит. Dio grande. Кроме того, se mi star al logo de ti, mi cunciar… bastardo. Будь я на твоем месте, я бы обождал. Другой сэр Генри придет, подлинно, искать своего amico, и тут вы его хватаете. Dunque bisogno il Henri querir pace. Se non querir morir. Так что оный Генри хочет мира, коли не хочет умереть. Capir ?