Екатерина Глаголева - Путь Долгоруковых

К концу мая остов судна был готов. Изнутри его обшили старыми растрескавшимися досками с дырками от гвоздей и скоб, от киля до ватерлинии – новым тесом. Настелили палубу. На корме устроили каюту для Вакселя и трех офицеров, на носу – камбуз. Сделали восемь весел – по четыре с каждой стороны. Раздергали единственный новый канат и вытопили из него смолу, чтобы было чем конопатить пазы. Засолили несколько бочек мяса морских коров, запаслись водой, муки же оставалось всего двадцать пудов. Безветренным вечером 10 августа, при полном приливе, судно спустили на воду. Ваксель снова выставил угощение, но у него пировала только половина команды, Овцын же вместе с остальными устанавливал мачту и крепил такелаж. Теперь он старался как можно меньше быть на берегу и брался за самую тяжелую работу, всеми силами приближая возвращение домой.

Наконец подвесили руль, поставили паруса и стали веслами отгребать от берега. Волоча за собой на буксире шлюпку, новый «Святой Петр» навсегда покинул остров Беринга. В последний раз оборотившись к нему, вся команда обнажила головы и перекрестилась.

Оба насоса работали не переставая с самого обеда, но к вечеру воду пришлось вычерпывать ведрами через оба люка. По лицам струился пот, который некогда было утереть. Вот что значит выйти в море тринадцатого числа! И шлюпки больше нет – канат пришлось обрубить, чтобы не мешала. Ваксель приказал выбросить балласт. Перекидали за борт пушечные ядра, картечь, половину багажа… Наконец нашли течь: из одного паза вымыло конопатку. Снова законопатили паз, забив его деревянными планками. У насоса оставили двоих, а остальных послали управляться с парусами: нужно было лавировать против сильного встречного ветра.

– Земля! – крикнул матрос. И громко, радостно повторил: – Земля!

Дней десять шли вдоль берега Камчатки, пока не достигли Авачинской бухты, а наутро бросили якорь в Петропавловской гавани. На них смотрели так, будто они вернулись с того света. Алексей Чириков со слезами радости обнял и расцеловал Вакселя и Хитрово, а Стеллер с неудовольствием узнал, что его вещи, оставленные на сохранение, уже успели распродать.

Впервые за год команда отправилась в баню. На берегу началась обычная суета и маета: надо было составлять репорты, ходатайствовать о выплате жалованья, которое люди не получали с прошлой весны, ругаться с приказными, по-своему распорядившимися невыданным провиантом… Чириков огорошил новостью: государыня Анна Иоанновна скончалась, Бирон отправлен в ссылку, на престоле дщерь Петрова – императрица Елизавета. 27 августа 1742 года созвали общий сбор. Дмитрий Овцын – выбритый, с тщательно причесанными и напудренными волосами, в вычищенном мундире – вышел из строя и опустился на одно колено; его прикрыли знаменем и отдали ему шпагу. Теперь он снова был дворянин и лейтенант.

– Так вот он каков – внук мой, Иван Михайлович?

Ванечка поднимает голову и смотрит снизу вверх на женщину, одетую в черное с ног до головы. В руках у нее четки, на груди крест. С высокой черной шапки спускается покрывало, обнимая слегка оплывшее, но все еще приятное лицо. Густые брови, под ними карие печальные глаза, верхняя губа сморщилась к середине, а подбородок упрямо выдается вперед. Женщина тоже смотрит на него – сверху вниз. У мальчика серые глаза, широкий нос, толстая нижняя губа отвисла, рот полуоткрыт – смышлен ли он? Ничуть не похож на своего красавца-деда, разве что лоб высокий и брови вразлет.

– Поклонись бабушке, – шепчет сзади матушка.

Ванечка опускает голову и шаркает ножкой. Женщина в черном крестит его и ласково треплет по щеке теплой мягкой ладонью:

– Господь с тобою. Ступай, чадо, поиграй в садочке.

День сегодня погожий, легкий ветерок поигрывает изумрудной листвой, щебечут птицы, в воздухе носится медвяный запах нагретой травы и цветов. На склоне холма стоит небольшая деревянная церковь, утопая среди садов, при ней больница и кельи матери Нектарии. Как здесь тихо! Трудно поверить, что всего в нескольких сотнях шагов отсюда, за белокаменной Вознесенской церковью с тремя зелеными куполами, похожими на шеломы былинных богатырей, и за осанистой надвратной колокольней – торговая площадь, Гостиные ряды… От шумного светского мира Свято-Вознесенский Фроловский монастырь отделяет каменная ограда, поставленная восемь лет назад, когда княгиня Наталья Борисовна Долгорукова постриглась здесь в монахини, приняв имя Нектария.