Виктор Иутин - Кровавый скипетр

Когда наконец закончил Вассиан зачитывать многочисленные обвинения, недовольно загудели присутствующие, зашептались, заспорили. Епископы, ненавидевшие Сильвестра, громко требовали анафемы для него. Молчали лишь царь и митрополит.

– Смерти изменникам!

– Казни их, еретиков!

Шум утих, как только Иоанн поднял руку.

– Хочу услышать, что святейший Макарий скажет, – ласково сказал он. Митрополит взглянул на него бесстрашно и проговорил твердо:

– Государь! Выслушали мы все обвинения против Сильвестра и Адашева, внимали каждому слову. Но как можно приговорить их, коли мы не вызвали и не выслушали их, а недостойно бросаем обвинения им в спины?

Снова раздался недовольный ропот, но Макарий продолжал:

– Пусть для истины, с коей мы когда-либо предстанем перед Господом, прибудут обвиняемые в столицу и выслушают все сами! А потом дай им слово держать в свою защиту. Так будет законно! Ибо не будет крепкой державы, коли законы твои и Господни попираются грешно!

Вассиан сверкнул глазами и в ожидании уставился на государя. Иоанн, опустив голову, вцепился пальцами в подлокотники трона, исподлобья глядел на митрополита.

– Нельзя этих нечестивцев пускать в Москву! – воскликнул, вскочив со своего места, Яковлев и взглянул на Захарьиных, ожидая увидеть их одобрительные взгляды.

– Они, осуждаемые нашим государем, милостивым и велемудрым, не смогут представить никакого законного оправдания! Слышали мы об их чарах, коими сгубили святую и добрейшую государыню нашу! Коли явятся снова сюда, то погубят нас всех!

– Их присутствие и козни опасны, а спокойствие государя и отечества требует немедленного решения в сем важном деле! – сказали епископы, жаждая покончить с Сильвестром, когда он и так уже был бессилен…

Государь утомился и ждал развязки. Единогласно судьи признали Адашева и Сильвестра виновными в предписанных им злодеяниях. И уже в тот же вечер были разосланы приказы, касающиеся их дальнейшей судьбы…

Над водами Белого моря висел густой туман. Сильвестр, укутавшись в шерстяной армяк, стоял на берегу, о который тихо и равномерно плескались волны, смотрел, как два стрельца, сопровождавшие его в указанное место заключения, отвязывают лодку. Он продрог, казалось, до самых костей. Неимоверная слабость была во всем теле.

– Полезай! – скомандовал один стрелец, когда все было готово, и помог старцу залезть в лодку. Лодка доставила до небольшого парусного струга, пришвартованного на глубоководье. Стрельцы ни на шаг не отступали от старца. С шелестом развернулся парус, судно тронулось. Берег скрылся в тумане, и, казалось, весь мир вокруг исчез.

Но вот из тумана, как по волшебству, появился трехглавый собор Соловецкого монастыря, слепо возвышающийся в белой пелене, словно тень. Сильвестр глядел на то, как собор, стоявший на холме острова, все рос и рос, будто безмолвно приветствуя своих гостей, а вернее, самого главного гостя – того, кому суждено будет окончить здесь свою жизнь.

Со струга вновь пересели в лодку. Весла мягко рассекали воду. Один стрелец греб, шумно сопя, другой сидел за спиной Сильвестра, уложив на колени пищаль. На мелководье один стрелец спрыгнул в воду и потянул лодку к берегу. С гулким и громким скрежетом она причалила, и Сильвестр, кряхтя, тяжело выбрался из лодки. Пронизывающий ветер ударил в грудь, и старец разразился мокротным кашлем. Было промозгло и сыро.

– Поди, кликни там кого-нить, – сказал один стрелец другому, нахлобучив на лоб шапку. Вскоре уже пожилой инок с приветливой улыбкой встретил гостей:

– Игумен велел проводить в трапезную и накормить вас. Пойдем, провожу…

– А где же сам настоятель Филипп? – хрипло попросил Сильвестр и, снова разразившись кашлем, теплее закутался в армяк.

– Игумен на строительстве, – любезно отвечал инок. – Собор новый строим по государеву приказу… Не собор – настоящая крепость! Стены чуть скошены под углом – то, чтобы ядра отскакивали…

– Его что, в осаду брать будут? – с усмешкой спросил один стрелец.

– На все воля Божья, – отозвался инок…

Игумен сам пришел в келью к Сильвестру, и они вмиг узнали друг друга. Они виделись однажды, но даже столь короткое знакомство сделало их друзьями – Филипп в 1551 году, как игумен Соловецкого монастыря, присутствовал на Стоглавом соборе. «Рано же ты постарел», – подумалось старцу, когда увидел он худое, смиренное лицо настоятеля, загорелое, уже иссеченное ранними морщинами; борода, почти вся седая, стала длиннее. Филипп же не ведал, кого именно везут к нему и, узнав царского советника, остолбенел. Старец, заметив смятение в лице игумена, усмехнулся краем губ: