Николай Дмитриев - В грозный час

Впрочем, неведение Дивея-мурзы продолжалось недолго. К нему подскакал Туган-бей и, пряча глаза, резко натянул повод. Вид у ногайца был аховый. Лицо в ссадинах, кольчужные кольца на плече порваны, левая рука, залитая кровью, висит плетью, однако в седле он сидел прочно. Еле сдерживая разгорячённого коня, Туган-бей одним духом выпалил:

– Теребердей-мурза убит!

– Как убит? – опешил Дивей-мурза.

От неожиданности не сумев сдержаться, советник хана задал этот вопрос, но ему тут же стало ясно, что татары, потеряв своего предводителя, утратили боевой дух и пустились в бегство. Только что бывшие на склоне ордынцы беспорядочно уносились прочь от ощетинившегося пушечными стволами холма, и Дивей-мурза прекрасно осознавал: задержать их не удастся. Он обернулся, увидел продолжавших оставаться позади него акынджи и понял: единственная возможность переломить ход сражения – это немедленно бросить на захват холма конных ополченцев.

Не колеблясь, Дивей-мурза подал знак и на этот раз сам поскакал впереди дружно последовавших за ним акынджи. Однако нужного хода двинутая вперёд конница набрать не могла. Отдельные группы мчавшихся навстречу татар попадали промеж скакавших к гуляй-городу акынджи, создавая сумятицу и замедляя бег их коней. Из-за этого общего неудержимо-слитного движения не получалось, и – больше того – часть акынджи вообще оказалась в стороне, а когда, доскакав до подножия холма, они разглядели сплошь покрытый телами убитых склон, многие заробели и начали сдерживать лошадей.

Заметивший это Дивей-мурза решил обойти холм, но едва он успел указать саблей, куда скакать дальше, как бойницы гуляй-города, отчего-то молчавшие до сих пор, вновь засверкали вспышками, началась частая пальба, и одного этого оказалось достаточно, чтоб акынджи затоптались на месте, а затем и вовсе стали подаваться назад. Голос Дивея-мурзы просто потонул в грохоте огненного боя, его никто не слышал, и, сколько бы он ни размахивал саблей, стараясь, чтоб его заметили, вслед за ним поскакали лишь малое число всадников, которые уже ничего не могли изменить…

Большой воевода князь Воротынский, ночевавший в град-обозе, выйдя поутру из своего шатра, увидел, как казаки Черкашенина что-то городят. Сам атаман тоже был с ними и покрикивал на своих донцов, которые, суетясь, пригибали к земле высоко задранный журавель так, что волосяная верёвка, привязанная к его длинному концу, опускалась куда-то вниз. Воевода направился туда, а когда подошёл ближе, казаки уже опять подняли журавель, вытащив наверх наполненную землёй бадейку. Остановившись чуть позади Черкашенина, Воротынский поинтересовался:

– Атаман, чем это вы тут заняты?

Черкашенин обернулся и тряхнул головой:

– Колодец роем.

– Колодец?.. Зачем, река ж рядом, – удивился Воротынский.

– Тут, князь, такое дело, – атаман почесал затылок. – Татарву мы вчера отогнали, но, мои лазутчики донесли, хан никуда не уходит, не иначе басурман замышляет что-то.

– Так колодец-то тут при чём? – не понял воевода.

Черкашенин удивлённо глянул на князя.

– А ну как турки с собой нафт [99] Нефть. тащат? Запалят щиты – чем тушить будем? Аль, того хуже, измором брать решат и к реке не подпустят.

Понимая, что атаман кругом прав, Воротынский согласно кивнул и, вдобавок вспомнив, как прошлым летом горела Москва, обеспокоенно спросил:

– Вода-то хоть есть тут?

– Найдётся, – заверил воеводу атаман. – Казаки за утро сажени две прокопали, гуторят, водой попахивает.

– Ну-ну… – Воротынский задумался, а когда казаки вытянули очередную бадью с землёй, посмотрел на Черкашенина: – Скажи, атаман, лазутчики твои не приметили, может, хан опять наскочить удумает?

– Не, казачки добре смотрели, только, я полагаю, Девлет-хан теперь нас в град-обозе ущучить спробует.

– Так оно или нет, увидим, а пока сильные разъезды выслать надобно, – решил Воротынский и, оставив атамана у недорытого колодца, пошёл в свой шатёр.

Там его уже ждал командовавший передовым полком князь Хворостинин. После того как этот полк ловко привёл татар прямо под огненный бой град-обоза, Воротынский не пускал его в дело, а велел до поры оставаться за ближайшим леском. Поскольку столь раннее появление Хворостинина могло значить, что князь что-то прознал, большой воевода спросил без обиняков:

– Татарва зашевелилась?

– То-то что нет, – покачал головой Хворостинин. – Боюсь, однако, как бы хан нас всех в гуляй-город не загнал.