Николай Дмитриев - На торный путь

От столь резкого афронта Остерман было сбился, но тут неожиданно вмешался Ушаков, тихо заметив:

– В Валахии чума свирепствует, так что ежели б граф туда сунулся, то и без сражения армии лишился.

Государыня бросила короткий взгляд на Бирона, и Остерман, в момент всё поняв правильно, заговорил снова:

– Граф Остейн, с коим мне приходится часто встречаться, уведомил, что венский двор настаивает на выполнении наших обещаний и требует послать цисарю всё те же тридцать тысяч войска, а иначе там может быть всякое.

– О чём речь, ежели требует? Он в своём праве, мы уже обещали помочь ему, – сердито напомнил Бирон.

– Это что же, отдать лучшие полки цисарю, а самим с чем остаться? – неожиданно зло возразил Бирону Ушаков.

Поскольку недавно высказанный намёк Остермана на шаткость позиций Вены из-за военных неудач был понят правильно, после слов начальника Тайной канцелярии все умолкли и ждали, что скажет Анна Иоанновна.

Государыня внимательно, не спеша посмотрела на каждого и, высоко подняв голову, произнесла:

– В Венгрию войска не пошлём. Пускай за свой интерес австрийцы сами воюют, а нам надобно все свои силы привлечь и турок разбить.

Проявленная императрицей непоколебимая твёрдость была такова, что Бирон не посмел возражать, Ушаков согласно закивал головой, а Остерман решил на предстоящей встрече с графом Остейном воспользоваться доводами Миниха, которыми фельдмаршал уже доказал правоту своих действий в летней кампании…

Грицько Нерода, уже не прапорщик Измайловского полка, а недавно возведённый в чин за отличие в Очаковском деле подпоручик, шёл, прикрываясь согнутым полем шляпы от бивших прямо в лицо порывов мокрого снега. Время от времени он приподнимал шляпу и, разглядев мерцавшие впереди жёлтые огоньки, прибавлял шагу. Четыре окна питейного дома-аустерии, по два с каждой стороны от входной двери, призывно светились, обещая основательно продрогшему офицеру тепло, сытный обед с выпивкой и добрую компанию.

С усилием открыв чуть подзамёрзшую дверь, Грицько вошёл и тотчас уловил царивший тут весёлый разгульный дух. Слышался негромкий, но неумолчный шум, доносились отдельные пьяноватые возгласы, и где-то в глубине, похоже, тихо звучала музыка. Нерода сбросил плащ, снял облепленную мокрым снегом шляпу и шагнул в залу, где сразу ощутил всеобъемлющее тепло. Грицько огляделся, заприметил в глубине незанятый стол и, обходя расположившиеся здесь уже порядком захмелевшие компании, быстро прошёл туда и сел на дубовую лавку.

Аустерию эту, видимо, построили недавно, и она никак не походила на привычное Нероде кружало. Надо полагать, всё было сделано на голландский или немецкий манер, и тут имелось не одно, а несколько помещений. Присмотревшись ко всему толком, Грицько подозвал полового и, велев принести чего-то мясного, уже через малое время уплетал поданную с пылу с жару рубленую котлету. Утолив первый голод, Нерода, уже не спеша, управился со всякими заедками, а потом, взяв большую обливную кружку, принялся помалу цедить свежее игристое пиво.

Развешанные по стенам бронзовые трёхсвечники с зерцалом достаточно хорошо освещали зал, и Нерода, насытившись, мог рассмотреть всех, кто в этот вечер засел в аустерии. Публика, не в пример городским харчевням, тут была чистая, и Грицько в своём измайловском мундире среди прочих посетителей не выделялся. Неожиданный толчок заставил подпоручика дёрнуться. Он неохотно оторвался от пивной кружки и увидел, что к его столу подсел какой-то офицер, который, судя по встрёпанному виду, не иначе как был одним из здешних завсегдатаев.

Уставившись на Нероду странно выпученными глазами, в которых посверкивали злобные огоньки, он преувеличенно долго рассматривал Гриця, а затем угрожающе, с явным вызовом спросил:

– Измайловец?..

Мундир подпоручика делал этот вопрос бессмысленным, и похоже, незнакомец, будучи на крепком подпитии, просто жаждал ссоры. Поэтому вместо ответа Грицько демонстративно приподнял свой палаш так, чтоб был виден литой эфес с рукоятью, перевитой крученой проволокой. Эти тяжёлые шпаги с выгравированной на клинке надписью «Виват Анна великая» недавно торжественно вручили всем офицерам полка, и они стали для них особым отличием.

Внезапно напряжённо ожидавшего вызова подпоручика кто-то сзади дружески хлопнул по плечу, и Нерода услышал:

– Гришенька, что тут у вас?

Гриць обернулся и, к своему удивлению, увидел своего давнего приятеля семёновца, которого не встречал с начала кампании.