Николай Дмитриев - На торный путь

Стоя в общей шеренге, Гриць старательно выцеливал басурман, чьи головы маячили возле натыканных в вал турецких знамён, затем торопливо перезаряжал ружьё, снова целился, а когда заметил, что дым над городом клубится сильнее, понял: турки, боясь уйти с вала, не тушат пожар. В очередной раз спустив курок, прапорщик сунул руку в подсумок и вздрогнул: бывшие там заряды кончились. Гриць испуганно завертел головой, увидел, как пороховой дым медленно сползает с вала, и вдруг услыхал, что их полковой рожок сигналит ретираду.

Одновременно справа и слева раздались крики: «Алла!» – строй смешался, и мушкетёры в замешательстве побежали назад. Бежавший со всеми Гриць очухался, только спрыгнув в недостроенную траншею редута. Он обернулся, увидел, что сделавшие вылазку враги догоняют, и, схватив валявшуюся рядом лопату, со злостью запустил ею в турка. Бросок вышел удачным: схватившись за плечо, басурман рухнул, – и срывающимся голосом прапорщик выкрикнул:

– Багинеты примкнуть!

Возле него тотчас сгрудились ощетинившиеся штыками мушкетеры, и тут в городе – там, где полыхал пожар, – громыхнул ужасающей силы взрыв. За валом взметнулся клуб пламени, чуть в стороне окутался дымом рухнувший минарет, и тогда приготовившимся к схватке измайловцам и попятившимся в страхе туркам стало ясно, что огонь добрался до главного порохового магазина. А когда ветер отнёс дым в сторону, все увидели: турецкие знамёна с вала исчезли, сменившись на большой белый флаг…

Позже к фельдмаршалу Миниху из города прибыл баши-гаус, адъютант сераскира, просить перемирия на двадцать четыре часа. Фельдмаршал дал всего час, заявив, что иначе пощады никому не будет. Комендант Очакова – двухбунчужный паша Мустафа – условия Миниха принял. Однако за этот час, пока пишется капитуляция, сераскир с частью гарнизона решил было прорваться к стоявшим на рейде галерам, надеясь удрать, но казаки не дали ему уйти, и тогда гордый паша вернулся в город, чтобы уже там, испросив пощады, сдаться в плен.

Турецкое войско было выведено из разбитого бомбами и сожжённого города, где, казалось, ничего целого нет. Однако добыча победителям досталась знатная. Рыскавшие там солдаты набирали полные шляпы турецких червонцев и находили много иных ценностей. Сам фельдмаршал выкупил у них много чего. Так Миних заполучил не одну усыпанную драгоценностями саблю, дорогую конскую упряжь и даже часы, кои позже он преподнёс как подарок императрице…

Скампавея, лёгкая галера малого шхерного флота, вооружённая четырьмя медными фальконетами [41] Мелкокалиберная пушка. , на вёслах выходила из невского устья. Матросы абордажной партии, сидя по трое на своих банках, слаженно гребли, и корабль шёл хорошо. На взморье дул ветер, и, когда капитан приказал дополнительно поднять парус, галера ещё прибавила ходу. Из-под кормового навеса вышел человек, одетый в атласный камзол, шитый по отворотам золотом, и, придерживая рукой шляпу с плюмажем, чтоб её не унесло ветром, сначала прогулялся по мостику, а потом остановился у борта.

Темноватая вода, превращавшаяся дальше в залитую солнцем яркую синь Финского залива, несла всякий городской мусор. Так, днями у стрелки Васильевского острова чуть не опрокинулась перегруженная дровяная баржа, сбросив в воду бывший сверху сушняк. Его затем долго поднимали назад крючьями, то, что сплывало ниже, вылавливали обыватели, а остатки вынесло в море, и сейчас отдельные поленья, плохо различимые за гулявшей по заливу мелкой волной, ветром гнало к низкому берегу, где ещё виднелись осевшие от времени валы Ниеншанца.

Скампавея взяла мористее, и ветер заметно усилился. Капитан распорядился прекратить греблю, матросы втянули вёсла внутрь корабля, и дальше галера пошла только под парусами. Неотрывно следивший за всем этим действом пассажир отчего-то забеспокоился и поинтересовался у капитана:

– Мы когда приплывём в Кронштадт?

Капитан искоса глянул на пассажира.

– Ежели ветер не переменится, к обеду. Идём… – Весьма выделив это слово, капитан после короткой паузы закончил: – Хорошо.

Пассажир изучающе посмотрел на туго натянувшуюся под ветром парусину и хотел ещё что-то спросить, но капитан, сделав вид, что занят, уклонился от разговора. Ему было известно, что его пассажир из Тайной канцелярии, и, осторожничая, он ломал голову, пытаясь догадаться, зачем тот направляется в Кронштадт.

А вот доверенное лицо Ушакова, секретарь Тайной канцелярии Хрущов, бывший сейчас на мостике скампавеи, это хорошо знал. Дело было в том, что, едва став государыней, Анна Иоанновна, памятуя завет Петра, что «потентат без флота лишь одну руку имеет», тотчас отрядила людей проверить состояние флота. Результат оказался плачевным: из тридцати шести линейных кораблей и двенадцати фрегатов боеспособных оказалось только восемь. Правда, с галерным флотом всё обстояло гораздо лучше, но общую картину это меняло мало.