Владислав Романов - Нефертити

— Ты, кажется, и ныне чем-то недоволен, — усмехнулся правитель. — Поведай нам!

— Я согласен с Халебом и тоже могу уйти, — бесстрашно заявил начальник разведки. — Мы не готовы к войне с египтянами! И я как начальник разведки...

— Ты мразь, а не начальник разведки! — разъярённо прорычал самодержец. — Стража!

Вбежали два телохранителя, стоявшие у входа в шатёр.

— Взять Гасили и повесить! Немедленно!

Стражники схватили начальника разведки и потащили к выходу.

— Подождите! — неожиданно поднялся Миума, начальник пешцев. — Если ты его повесишь, то тебе придётся повесить и меня, мой повелитель! Я не позволю свершаться неправому делу! Гасили, быть может, оскорбил тебя недоверием, ты вправе прогнать его, лишить всех почестей, но он добрый воин и не заслуживает смерти.

Именно Гасили выдвинул идею не штурмовать Халеб, а предложить жителям сдаться. При этом пообещать им, что город не подвергнется разграблению, ни один волос не упадёт с голов его жителей. Единственное требование: вождь хеттов поставит главным наместником над ними своего сына, и все пошлинные сборы, городские налоги будут поступать в казну царя Хатти. Ответа от халебцев пока не было, но судя по долгим раздумьям, сирийцев такой исход устраивал больше, нежели кровопролитная оборона.

Стражники, остановленные Миумой, недоумённо взглянули на правителя. Тот стоял, сжав руки в кулаки, не в силах сдвинуться с места. Струйка крови из гнойничка стекала по скуле к подбородку, и капли падали на волосатую грудь властителя. В какое-то мгновение казалось, что Суппилулиума прикажет казнить и начальника пешцев, посмевшего воспрепятствовать волеизъявлению повелителя. Вождь хеттов так и намеревался поступить, хорошо понимая, что, если он сейчас не переломит эти враждебные ему настроения, они неминуемо завладеют остальными, перекинутся на всё войско и в один прекрасный день царя найдут мёртвым. Тогда война остановится сама собой. Такой исход предсказывал ему ещё Азылык, продиктовав несколько нехитрых правил: «Первое: воюй, когда легко воюется, победы сыплются одна за другой, и воины с лошадьми накормлены. Второе: не затягивай длительность похода. Лучше вернуться домой, отдохнуть и пойти снова. Усталость — союзник неприятеля. И третье: правитель в походе — старший товарищ. Он заботится обо всех, как отец, выслушивает мнение каждого, выбирает лучшее, но в сражении единовластен, как никогда». Когда оракул сбежал, самодержец был так разгневан, что хотел выскоблить его советы из своей памяти, но слова словно пропитались кровью и не забывались. Вспомнились они и сейчас, и властитель уже вознамерился поступить наперекор им, позвать ещё стражников и приказать взять Миуму, хоть тот и принадлежал к одному из самых влиятельных и богатых семейств в Хатти, но государь заметил испуганное лицо младшего сына и сдался. Обмяк, кулаки разжались, главнокомандующий утёр кровь с подбородка.

— Оставьте его, — еле слышно прошептал царь.

Телохранители не сразу, но отпустили Гасили и, поклонившись, покинули шатёр.

— Ты свободен, Гасили, — не глядя на него, проговорил Суппилулиума.

Начальник разведки склонил голову перед спасшим его голову Миумой, поклонился другим полководцам и покинул шатёр. Вождь хеттов вернулся на своё место.

— Кто ещё хотел бы высказаться? — помедлив, спросил он.

— Могу сказать, что звёзды против похода на Египет, — неожиданно подал голос Озри, обычно не вступавший в такие споры.

Не хотел прорицатель и сейчас вступать в перепалку с диким хеттом, но словно кто-то подтолкнул его в спину.

— Потому что там живёт твой сын, оракул?! — тут же, как тигр, вскинулся властитель. — И сам бы ты туда с радостью убежал, я знаю, о чём ты мечтаешь! Разве не так?!

Глаза его сверкнули, пена выступила на губах.

— Ваша милость, ведь вы призвали меня, чтобы я высказал своё мнение. Но я стар и могу ошибаться. Ваш сын сам призвал к себе восемнадцать наших оракулов, и они единогласно сказали тоже самое. Вот послание вашего наследника, оно свидетельствует о том же, я лишь на словах передал его пожелания, — пропустив мимо ушей этот оскорбительный выпад и передав грамоту наследника, продолжил Озри, но самодержец, вскипев, прервал оракула.

— Я не хочу слушать больше ничьё мнение, а любой, кто воспротивится моей воле, будет объявлен изменником и казнён! — выкрикнул Суппилулиума. — Мы берём Халеб и отправляемся на Египет! Да будет так!

Он раскрыл грамоту сына, бегло пробежал глазами и, скомкав, выбросил в сторону.