Владислав Романов - Нефертити

Она рванулась, но второй воин набросил на девушку аркан, затянул петлю и, подтащив её к себе, бросил поперёк седла. Братья сделали шаг, точно пытаясь вступиться за сестру, но второй воин выхватил меч и занёс его над головой, преградив путь остальным.

— Она воровка! Мы обязаны доставить её в дом первого царедворца, который и решит её судьбу! А вас мы не задерживаем. И не пытайтесь её освободить! Я проткну каждого, кто встанет у нас на пути!

— Я невиновна! — выкрикнула Дебора. — Братья, помогите, спасите меня!

Однако никто из братьев не двинулся с места. Могучий вид воинов, острые мечи, решимость всадников вступить в бой устрашили безоружных. Несколько мгновений братья и воины стояли друг против друга. Наконец, второй воин вскочил в седло, лошади развернулись, и всадники ускакали, увозя Дебору.

— Я знал, чуял надвигающуюся беду! И всё так и случилось! — сжав кулаки, выкрикнул Иуда и пал на колени. — Боже, какой позор! Наш отец этого не переживёт!

Братья молчали, потрясённые происшедшим. Иуда поднялся, открыл кувшин с вином, опорожнил целую чашу.

— Но Дебора не могла взять блюдо хозяина, она заснула за столом, и слуги её унесли спать, — помолчав, неожиданно проговорил он. — Тут что-то не то!

Эхнатон каждый день виделся с Киа, она уже свободно разгуливала по дворцу, командуя служанками, распорядителями, поварами, капризничая, если они не угождали её вкусу и постоянным просьбам. Касситская царевна уже именовалась «женой-любимицей большого царя и государя». Это был титул первой гаремной жены, и с её мнением быстро стали считаться все первые сановники. Она даже навестила Азылыка и с порога, увидев оракула возлежащим на ложе, не поприветствовав его, спросила:

— Почему я до сих пор не понесла? Нет, совсем не то я хотела узнать: что для этого нужно сделать?

Кассит, так любивший после обеда немного подремать и теперь потревоженный появлением нарумяненной наложницы, налился яростью.

— Обращу в мышь! — он сверкнул глазами, и её неведомой силой вынесло из покоев оракула.

Оправившись от испуга, Киа тут же пожаловалась фараону, но тот лишь рассмеялся.

— Не мешай, не лезь к нему, а то он превратит тебя в это мерзкое существо, и мне придётся искать другую такую же девочку!

— Ты не хочешь взять меня под защиту?

— Я не люблю, когда мои жёны лезут в мои дела! Поучись у Нефертити, как нужно себя вести!

— Не говори мне больше никогда о ней! — вспылила Киа.

— Умолкни! — Эхнатон, как ужаленный, подскочил с ложа, накинул хитон. — Убирайся в гарем и не попадайся мне на глаза, пока я сам тебя не позову!

— Но, мой повелитель, не сердись, прости меня!

Она вскочила, бросилась за ним, схватила за рукав хитона, но фараон оттолкнул её.

— Прочь! И не сметь показываться мне на глаза!

Но он продержался полтора дня. Грубые ласки Киа, её бешеный темперамент заворожили его настолько, что он не выдержал разлуки и снова окунулся в вихрь её страстей. Уж что-что, а устраивать чувственные бури она была настоящая мастерица. Её крики, вопли, её укусы, обмороки, стенания и мольбы, её великое бесстыдство, смешанное с припадками нежности и целомудрия — всё это не переставало удивлять Эхнатона, и потому его тянуло к ней. Просыпаясь наутро и вспоминая обо всём, он тяготился происшедшим, но к вечеру звал её к себе, как зовут лекаря, чтобы облегчить боль.

Изредка он заходил к Нефертити. Она смотрела на него с ласковой улыбкой, рассказывала, что малыш в её чреве уже шевелится, и скоро она сможет показать его ему. Он гладил выпуклый живот супруги и думал о Киа, о её жадных губах, бесстыдном языке и безумном взоре, который точно иссушал правителя.

Они уже не один месяц были вместе, но Киа так и не понесла, в то время как Нефертити успела родить четвёртую дочь, названную Нефератон и появившуюся на полтора месяца раньше положенного срока. А через два месяца Эхнатон, поссорившись с Киа, на мгновение сблизился с царицей, и она снова забеременела. Значит, дело не в нём, а в касситской принцессе. Властитель не выдержал, спросил о ней у Азылыка.

— У неё плохой свет вокруг души, — поморщился оракул.

— Что значит плохой свет?

— Каждая душа излучает свой свет, когда человек умирает, этот свет бывает виден. Так вот, разные души источают разный свет. У одних он ясный, чистый, переливчатый, как у Нефертити, у других пасмурный, мутноватый, грязный, как у Киа, а внутри ещё хуже: смрадно и темно. Только представьте, какие дети могут появиться на этаком свету! Ужасно! — прорицатель сдвинул брови и долго сидел, склонив голову, словно ожидая, что фараон удивится услышанному, но он молчал, бесстрастно глядя перед собой. — Но, к счастью, принцесса оказалась пустая — я недавно всё это распознал, повинуясь вашему приказу, — а потому и детей у вас с ней быть не может, ваше величество. Но меня поразило другое. Оказалось, и страсти у неё нет. Она вопит, стонет, рычит, как вы изволили выражаться, а за всем этим пустота!