Игорь Пьянков - На линии [из жизни оренбургских казаков]

Чрез неделю, при рассмотрении данного предложения, Эссен согласился на выдачу печатей, с тем, однако ж, дабы оные оставались у форпостных начальников, которые обязаны представлять их кордонным начальникам для уничтожения.

Привыкшие переправляться через Илек от Илекского городка до Илекской Защиты по своему усмотрению без всякой задержки и опасений, теперь киргизцы от частых натыканий и допросов пикетных вошли в заминку. Получив предписание киргизцев, приближающихся кочевьями к вершинам Илека и следующих оттуда к Меновому двору не стеснять, командир Новоилецкой линии есаул Аржанухин тревожился тем, что хан Ширгазы Айчуваков полагал, перейдя с ордынцами, скотом при них, кибитками — словом, со всем имуществом внутрь линии, кочевать в междуречье Урала и Илека. Меньшая Киргиз-кайсацкая орда, только и имевшая богатство, что многоголовые стада и отары свои, которые не умела и сосчитать, обвыкла жить со своим русским соседом. Далеко не все киргизцы переезжали Илек с дурным умыслом. Большинство манил Меновой двор, а кому он не по силам, по-доброму сговаривался с линейными обывателями. И все же… И все же есаул Аржанухин разумно предложил дозволить перейти на правую сторону реки единственно со скотом, который они думают гнать на мену, и притом кочевья иметь во время следования не более как по одному или два дня. Ограждая себя от возможных нареканий, Аржанухин предложил препровождать перегонщиков от кордона до другого за достаточным конвоем, понимая, что любое допущение киргизцев к хищничеству ляжет на него. Не мог не учесть он, что и казаки не упустят задрать, а где и с себя какое лганье спихнуть.

Жизнь часто меняет свои жернова. Одним из казачьих начальников нового помола и был есаул Степан Дмитриевич Аржанухин. В нем не осталось ни зернышка от былых вожаков, ценивших и прислушивавшихся к кругу — выработанному большинством мнению простых казаков. Любящий казака, болеющий за него душой, есаул уже собственноумно решал, что нужно для его процветания, будучи твердо уверенным, что знает это лучше. Служба развила в нем зоркость, наметала глаз на любую мелочь, абы только способствовала она общему казачьему благу. Со всем, что мешало этому, он не переставал бороться. Сам природный казак, со всем складывающим это самосознание отношением к жизни, ко всему окружающему, ко всему, что не есть казачество, не мог не быть односторонним и предвзятым. Не размышляя о причинах, Аржанухин давно уверовал в природную склонность киргизцев к воровству и теперь опасался, что те, находясь внутри линии, смогут чинить злодеяния проезжающим солевозцам и линейным жителям. А притом потравят сенокосные места, по нынешнему знойному лету крайне потребные кордонной страже.

Отдаленно, на Екатеринбургской линии, что пролегла от Осы до Усть-Миясской через Кунгур, Екатеринбург, Долматов, Шадринск, расположилась Красноуфимская станица — старое, богатое, насиженное казаками место. Травы — попробуй закоси, леса только руби и таскай! Жизнь сытая, покойная. Всего по край.

В Красноуфимской станице состоит:

Обер-офицеров

служащих — 3

отставных — 1

всего — 4

По войску чиновников

служащих — 5

отставных — 5

всего — 10

Урядников

служащих — 11

отставных — 5

всего — 16

Писарей

служащих — 4

отставных — 5

всего — 9

Капралов

служащих —

отставных — 3

всего — 3

Казаков

служащих — 387

отставных — 193

всего — 580

Малолетков

служащих —

отставных — 550

всего — 550

Итого :

служащих — 410

отставных — 758

всего — 1168

Домов в Красноуфимской станице офицерских и казачьих — 449 и общественных — 1.

Под ногами, возле околицы, дела плевые — башкирец не чета прежнему, с каждым годом смирнее и тише, вот и забирала служба далеко от домов. Была нужда, отправлялись красноуфимцы в действующие армии, служили на Оренбургской и на Уральской военных линиях, но большей частью сопровождали колодников из Пермской и Вятской областей в Сибирь. А проводив сынов, Красноуфимская опять салила бока.

Еще от первого ветерка, надувшего в уши о переводе, станица, со всеми окружными хуторами, с утра вытаращивалась в красные углы. Тщетно дожидаясь сочувствия от темных, без подновки, ликов, выходила искать утешения в соседях. И бродило по станице недовольство, поддерживаясь по дворам новыми страхами: «На пески нас… На пески!»