Элизабет Гиффорд - Добрый доктор из Варшавы [litres]

Остальные обитатели гетто, как и они, затаились за закрытыми дверями, надеясь, что смогут пережить еще один день, что облавы гестапо скоро закончатся.

Во что бы то ни стало Мише нужно раздобыть небольшой торт или хоть что-нибудь на день рождения Софии. Как обычно, он, Якубек, Муниус и Давидек уходят рано к месту сбора у Красинских ворот. Стефа со сцены машет им рукой, расставляя тарелки и кружки для завтрака, дети в зале убирают кровати.

Корчак целует в лоб каждого из мальчиков и Мишу, как он делает всегда, перед тем как те уходят из гетто на работу.

– Храни вас бог, и хорошего рабочего дня, – говорит он. – Возвращайтесь целыми и невредимыми.

Они идут через двор, воздух еще прохладен, но скоро зной обрушится на каменные улицы, и под гнетом жары они раскалятся, как вчера.

Миша оборачивается, чтобы еще раз помахать на прощание, но Корчак уже вошел в дом.

Закончив поливать цветы на подоконниках вдоль одной стены, Корчак переходит к балкону на противоположной. С ним ходит Ханна из лазарета, крепко держа его за руку. Если он отпустит ее, девочка, такая бледная и малокровная, наверное, просто не сможет идти и остановится. Даже на улыбку у нее едва хватает сил. Он снимает с подоконника горшок с красной геранью, чтобы девочка могла осторожно полить цветок.

Маленький коричневый воробей опускается на перила балкона, и они зачарованно смотрят на него. Так редко можно увидеть птицу в их дворе, окруженном стенами. Он вспоминает воробьев, которые прилетали к чердачному окну на Крохмальной. Их было не разглядеть толком, в воздухе лишь бешено мелькали крылья, а панировочные сухари волшебным образом исчезали в клювах прямо на лету. Доктор с Ханной стоят, затаив дыхание, чтобы не спугнуть птичку, но она быстро проносится около цветка и исчезает.

Корчак ставит герань на подоконник. Внизу у стены, широко расставив ноги, стоит охранник с винтовкой. Один из новеньких, в черно-желтой форме. Молодой человек поднимает голову и смотрит на Корчака с каменным выражением лица. Корчак улыбается в ответ. Даже сейчас он не позволит себе ненавидеть, не хочет уподобляться им.

Корчак с девочкой заходят в зал, где дети стоят за столами, пока Стефа читает молитву, затем начинают усаживаться, шумно двигая стульями и болтая.

Галинка думает: когда же появится Эрвин? Теперь он и двое других мальчиков почти каждую ночь выбираются из гетто, чтобы достать хлеб. Она наливает в кружку Шимонека разбавленное водой молоко. Шимонек выпивает его, ставит кружку на стол, на верхней губе у него остаются тонкие прозрачно-белые усы. Дети смеются, а Шимонек вытирает лицо, довольный шуткой.

Сара поправляет бант в волосах. Галинка помогла ей завязать его, но он все время сползает. Рядом с тарелкой девочки стоит маленькая кукла из затвердевшего пластилина. Когда Сара думает, что на нее не смотрят, она нашептывает ей свои секреты.

В другом ряду Аронек объясняет новичку, что у них здесь помогают по хозяйству все, а не только девочки. Абраша напевает мелодию, которую сочинил сам. Он говорит, что назовет ее «Ветер в деревьях». Галинке нравится это название, каждый раз, когда она слышит эту мелодию, представляет серебро и зелень – тополя у реки, лучи, падающие сквозь листья, солнечные зайчики, бегущие по воде.

Внезапно слышится свисток. От резкого звука Галинка подпрыгивает и в глубине зала замечает немецкого офицера в седлообразной шляпе и черных сапогах. Он свистит еще раз и кричит:

– Все евреи вон! Alle Juden raus!

Дети сразу затихают. Они ждут, когда Корчак и Стефа объяснят им, что происходит. Со двора слышен лай собаки.

Корчак не верит своим глазам, происходящее не укладывается у него в голове. Он обменивается со Стефой долгим взглядом, полным горя, потрясения и решимости защитить детей. Они никогда не верили, что это страшный миг когда-нибудь настанет. И вот он настал.

Корчак быстро подходит к офицеру. Нужно попытаться разрядить ситуацию. Он не раз видел, что происходит, если разозлить охранников, они тогда звереют, выбрасывают людей из окон. От офицера пахнет мылом для бритья и тошнотворными нафталиновыми шариками, которые немцы используют для хранения мундиров.

– Пожалуйста, не кричите, крик только усложнит ситуацию, – говорит он офицеру. – Если вы дадите мне время поговорить с детьми, успокоить их и собрать вещи, тогда мы тихо соберемся и выйдем во двор.