Элизабет Гиффорд - Добрый доктор из Варшавы [litres]

Он слышит медленный стук проезжающих поездов. Прикрыв глаза рукой от ослепительно яркого солнца, он смотрит на них. По этим путям проходят и поезда из гетто.

Возвращаясь в этот вечер с работы, у Красинских ворот Миша видит знакомого со щеточной фабрики и спешит спросить у него, не видел ли он госпожу Розенталь.

– Хелена Розенталь. Разве ты не знаешь? Вчера здесь был отбор. Ее отправили к поездам вместе с остальными. Теперь она уже далеко, если еще жива.

Дома его ждут встревоженные София и Кристина.

Он еще ничего не сказал, но по его лицу они сразу же догадываются обо всем. Девушки прижимаются друг к другу.

– На фабрике был отбор.

– Что ж, идем на Умшлагплац, – говорит Кристина, отыскивая туфли. – Мы должны сейчас же пойти и вернуть ее.

– Кристина. Это случилось вчера. Пойми. Сейчас она уже далеко. Какое несчастье.

Испуганный Марьянек смотрит, как обе его тети задыхаются от рыданий.

Стук в дверь. Это Лютек. Он берет Марьянека на руки и укачивает его, устроив головку ребенка у себя на плече, пока слушает известия. Затем резко поворачивается к девушкам:

– Вам нужно быстро собраться.

Заплаканная Кристина в ужасе смотрит на него.

– Прямо сейчас? О чем ты?

– Мой друг из полиции порядка говорит, что это здание планируют очистить завтра утром. Провести отбор. В доме на улице Заменгофа есть квартира, которую только что очистили. Там вам будет безопаснее. Но мы должны ехать прямо сейчас, до комендантского часа.

– Мы не можем отсюда уйти. Здесь мамины вещи, – говорит Кристина, оглядывая комнату. – Как можно все бросить? И книги отца?

– Лютек прав, – мягко говорит Миша. – Нам нужно торопиться. А я провожу вас до квартиры, буду охранять вас.

Сдерживая рыдания, девушки начинают паковать чемоданы.

– Берем только то, что сможем унести, – решительно говорит София. Слезы набегают на глаза, когда она кладет в сумку одежду Марьянека, остатки еды, миски, ложки, нож. И их с Мишей фотографию на ступеньках дома в летнем лагере «Маленькая роза».

Окинув взглядом комнату, немногочисленные пожитки, с которыми связано столько воспоминаний о родителях, София закрывает дверь и, взяв Мишу за руку, спускается по лестнице за Кристиной, Лютеком и Марьянеком.

В доме на улице Заменгофа уже побывали мародеры, окна распахнуты, всюду валяются рваные одеяла и распоротые матрасы. По всему двору виднеются пятна крови и непарная обувь.

Лютек ведет их по лестнице на верхний этаж и открывает дверь. Внутри душной, накалившейся за день квартиры стоит гнетущая тишина. На столе горшок с супом. София дотрагивается до него. Еще теплый. Она отдергивает руку, словно обжегшись.

Где теперь люди, которые собирались сесть за стол?

Миша кладет рюкзак с вещами и смотрит в окно на улицу Заменгофа. Ближе к вечеру люди снова вышли из домов в надежде раздобыть хоть немного еды, но близится комендантский час и улица постепенно пустеет.

– Заприте дверь и не открывайте чужим. В этот квартал собирается переехать отделение полиции, так что здесь вряд ли еще будут отборы, – говорит им Лютек. – Но на всякий случай поищите, куда можно спрятаться: шкаф, люк на чердак, если вдруг…

Он проводит рукой по темным, гладким, как шелк, волосам Марьянека.

– Как жалко, – говорит он ему. – Папе снова пора уходить.

Лютек уходит на немецкую обувную фабрику, где он зарегистрирован, Миша – в приют, откуда на следующее утро вместе с мальчиками отправится на работу.

Миша медлит, не в силах выпустить Софию из объятий. Он целует ее раз, еще и еще, затем тихо выходит, притворив за собой дверь.

София закрывает за ним дверь на верхнюю задвижку. В квартире стоит зловещая тишина. Даже Марьянек не издает ни звука. Кристина свернулась калачиком на помятой постели, глаза ее открыты и сухи.

София садится за стол и наливает немного теплого супа малышу, но сама не может проглотить ни ложки.

Пока Марьянек не засыпает, она не дает волю чувствам. Только убаюкав его, она садится и сидит неподвижно, блуждая по комнате пустым взглядом. Ее руки повисли бессильно, будто плети. Как бы ей хотелось увидеть Сабину в дверях комнаты, почувствовать на плече ласковое прикосновение отцовской руки, снова услышать голос мамы.

Сумерки сгущаются. Кристина тоже заснула. София опускается на чужую простыню. Ее щека касается подушки, на которой должен лежать кто-то другой. В темноте София пытается представить, что Миша рядом. Она протягивает руку, но касается только воздуха, и ее кисть бессильно падает на тонкое одеяло.