Юлия Верба - Троеточие… [litres]

– Да ладно! И шо, тетя Феня, а давайте? Поедете до моря жить?

– Даже не знаю, – протянула Феня, боясь поверить в свое счастье и случайно не переиграть с раздумьями. – Но… я ж пенсионерка, устала уже. А тебе точно не наездиться. Хотя с таким мужем можно и не работать…

– Ну да, не работать и от тоски помереть! Тетя Фенечка, так что, можно комнату завтра глянуть?

– Ой, как-то быстро все… – Феня боялась, что голос задрожит или по блеску в глазах, как в кино, ее раскусят. Она ликовала и боялась сглазить удачу.

А Галя так боялась приморской глуши, что в три дня вынесла мозг своему инженеру. Обмен состоялся.

Феня Сергеевна зашла похвастаться на Мельницкую:

– Вот, сыночек, уезжаю. Далеко очень, правда, зато своя. Отдельная. Со всеми удобствами. И даже палисадник свой есть.

Феня усадила на колени внучку и погладила ее по макушке:

– Будешь до бабы приезжать?

– Ба-ба-ба! – лепетала Юля.

– Ой, – всхлипнула Феня, – ой, это ж мы теперь редко видеться будем. Оттуда пока выберешься. Автобус раз в час. Электричка тоже редко…

Теперь скрыть ликование пыталась Люда, но улыбка предательски все время расползалась по ее лицу.

Тося поможет матери с переездом. Ей действительно повезло – и улица центральная, и дом не у дороги, первый этаж, но все, как мама любит, – вон помчалась копать сразу и цветы высаживать.

Феня приколет фотографию иконы в почетное место над новым черно-белым телевизором, поцелует край:

– Спасибо, Николай, спасибо, век твою доброту не забуду.

Примерно тот же текст, глядя в потолок, повторила Люда, намывая посуду после ужина.

Женя, вытирая тарелки, которые подавала ей Людка, резюмировала:

– Да уж, нежданно-негаданно. Вот это подфартило. Чтоб такую свекровь и так далеко отодвинуть. Действительно Господь управил.

Наконец-то! Только на пенсии Феня смогла почувствовать всю полноту жизни. Никто не мешает – она покрасит стены и полы, заново перебелит для удовольствия все потолки. Ванна! Своя ванна! Вот это роскошь! Можно и скатерть на стол в зале (он же спальня) постелить – все равно Феня будет есть на кухоньке, и пастушку красиво поставить, и тюль на окна повесить. Из обрезков и лоскутьев, вынесенных с трикотажки за годы работы, она навяжет половичков-дорожек, как в далеком материнском доме. На подоконнике уже цвели буйным цветом все собранные у коллег отростки и листочки – от фиалок до рождественника и кактусов. Крестьянская сущность моментально пробилась, как только Феня обрела свое долгожданное место.

Только с палисадником ей не повезло – деревья давали такую густую тень за домом, что ничего путного в такой темени не росло, да и в самой квартире царил вечный полумрак, а свет она включала, только когда совсем ничего не видела, – из экономии.

Тратить можно было только на что-то важное и кардинальное – помимо телевизора, она через сваху Нилу купила цветастый синтетический ковер.

– Куда на пол?! Ты что, с ума сошел? – замахнулась она полотенцем на Толика, который привез долгожданный сверток. – На стену прибей. Всю жизнь мечтала…

Седьмое ноября в этом году было на редкость холодным – градусов пять от силы. Поэтому вся демонстрация в Одессе прошла на удивление очень бодро и быстро. Нила вернулась домой до полудня и поставила чайник.

– Мам, сейчас же стол! Мы уже почти все накрыли! – крикнула из комнаты Люда.

– Та дай согреться! Там дубарь такой! Я околела уже.

– Так выключи чайник! Давай я тебе рюмку для сугреву налью, – повернулась к дочери Женя с полотенцем на плече: она домывала в ледяной воде кастрюли после готовки. – Вон у меня тоже уже пальцы буквой зю.

– А мне нальете? – раздался голос из коридора. Нила выглянула – там стоял Ваня Беззуб. Лицо от систематической синьки – как подушка.

Нила заулыбалась:

– Ух ты! Ваня! Вот так сюрприз! Разувайся, проходи!

Женя не спешила выходить к гостю. Она вытрет руки белоснежным вафельным полотенцем. Потушит беломорину о край умывальника и медленно выпьет свою приготовленную рюмку: – Анечка, земля тебе пухом.

За столом чувствовалась общее напряжение. Ваню последний год никто не видел, да и не искал. На поминках Аньки Ксюха в сердцах все расскажет про недостойного алкаша.

Судя по виду – наглаженный, как на парад, но старый и заношенный костюм с лоснящимися рукавами, застиранная нейлоновая рубашка, – Ванька, который смущенно улыбался, продолжал квасить.

– Ну… – подождав, пока гость, жадно припавший к тарелке, не наестся, спросит Женя: – Как жизнь? Где ты сейчас?