– Че? Белочку споймал? Че орешь?!
Ванька смотрел сквозь санитара невидящим взглядом. Всё. Не будет больше никаких рейсов, дубленок, люрекса, мохера и красивой жизни, не будет осьминожек в оливковом фритюре и веселой учетчицы на коленях. Его загранка теперь уже окончательно и бесповоротно накрылась медным тазом – из вытрезвителя по месту работы немедленно отправлялась справка о том, что их сотрудник позорит социалистическое общество своим пьянством. И если на заводе можно было обойтись выговором или просто недельным позором фотографией и заметкой в местной стенгазете, то с таким вожделенным местом, как плавбаза «Восток», все было однозначно: вылетал со сладкого места, как пробка из бутылки…
– Колы вы будете крестить ребенка? – с порога заявила Феня, подхватывая на руки радостно пританцовывающую в кроватке внучку.
– Мам, какие крестины? Мне же в загранку, – отозвался Толик.
А вечером Нила, намывая посуду в тазике, повернулась к Людке:
– Не думала, что скажу это, но Феня права. Давай Юльку покрестим? Девять месяцев уже. Хочешь, я схожу там узнаю, что надо? Говорят, так ребенок болеть не будет.
– Да она и так не болеет, – удивится Людка.
– Ну пусть под защитой будет. От всего – от сглаза, от болячек. Давай?
В воскресенье Нила придет домой грустная.
– Людка… Им нужен паспорт отца ребенка. Они без паспорта не крестят.
– А зачем им паспорт? Там же будут крестные родители?
– Там мне этот батюшка долго объяснял. Какой-то закон приняли. Они не имеют права…
Люда протянула Юльке кусок горбушки и замялась:
– Мам, наверное, не получится. Ты же знаешь, у Толика – брат проблемный, а еще церковь… Его так точно в рейс не пустят.
– Так это ж в церкви только будет.
– А ты думаешь, они гэбэшникам не докладывают, кто у них крестился?
– Та дайте им мой паспорт. Азохэн вэй, большое дело, – вдруг отозвался Пава.
Ошарашенные Нилка и Люда повернулись и уставились на Собаева, который, как всегда, восседал на своем стуле в полосатой пижаме, поджав к груди одну ногу. Пава был, на редкость, в отличном настроении.
– Да пошли эти падлы чекистские!..
– Павочка, тише!
– Пошли они на…! – повторил он. – Дайте попам мой паспорт. Какая разница? Куда меня с Радиалки выпрут?
– Ты серьезно? – переспросила Людка.
– А шо я, скотина тебе? Крест не помешает. Сам не верил, пока под бомбежку не попал. Давай, Нилунс, отнеси им. Нехай малую покрестят.
И если первая часть была таким чудесным способом решена, предстояла не менее сложная вторая – найти крестных родителей, чьи паспорта тоже надо было предъявить в церкви.
Лет десять назад Никита Хрущев публично пообещал к концу семилетки «показать последнего попа по телевизору». Началась эпоха «научного атеизма» – тысячи книг, статей и брошюр с разоблачениями культов и сект, десятки кинофильмов и просто проходные роли священников, всегда пьяниц, вымогателей и развратников. Страшные истории про одурманенных матерей-«баптисток», которые ломали детям пальцы за то, что те трогали цветы возле икон. Собрания с порицанием заблудших товарищей. Носить крестик было недопустимо и всячески высмеивалось. Все, кто официально придерживался любой религии, считался неполноценным членом общества, чуть ли не психически больным. Брежнев ослабил гонения только внешне. У священников всех религий по-прежнему не было прав юридического лица, а здания храмов общины арендовали у государства. Партия имела право вмешиваться во внутреннюю жизнь церкви. Курировали все действующие храмы обычно представители госбезопасности с полным контролем и учетом всех церковных книг и поступающих средств.
Поэтому данные отца и матери, которые решили окрестить ребенка, вместе с паспортными данными крестных родителей немедленно передавались по месту работы всех участников. У строителей коммунизма не должно было быть никакой религии.
Быть крестным неожиданно согласился ужасный асоциальный элемент – Людкин кореш Моня, который числился на заводе на полставки художником-оформителем, чтобы не попасть под статью за тунеядство. Тот, кто уклонялся от общественно-полезного труда и жил на нетрудовые доходы, считался тунеядцем. Даже если ты, к примеру, шил на дому, а не работал официально в ателье, ну или продавал овощи со своего огорода, – это была статья.
За паразитический образ жизни по решению суда таких выселяли в специально отведенные местности на срок от двух до пяти лет с конфискацией имущества, нажитого нетрудовым путем, и обязательным привлечением к труду по месту поселения.
Читать дальше