Саймон Скэрроу - Орел нападает. Орел и Волки

– Уходим! – прошептал Празутаг. – Это Круак!

– Ерунда! – отозвался Макрон. – Боги таких звуков не издают. Пойдем, придурок! Нашел чего бояться!

Центурион чуть ли не силой потащил бритта на стон, и Катон неохотно поплелся следом. По правде говоря, он бы куда с большим удовольствием повернулся и задал деру, но для этого ему пришлось бы выскочить из светового пятна. Одна мысль об одиноком ночном блуждании по зачарованному зловещему острову мигом привела оптиона в себя. Нет уж, лучше держаться товарищей, так оно будет надежней.

В ночи снова прозвучал крик, уже казавшийся неотъемлемой принадлежностью этого кошмарного места. Он исходил из-за обрисовавшегося в темноте плоского алтарного камня.

– Это еще что за дерьмо? – воскликнул Макрон.

Не более чем в пяти шагах от алтаря на столбе, увенчанном поперечным бревном, корчилась человеческая фигура. Руки человека были привязаны к поперечине, а тело медленно оползало на длинный кол, воткнутый в его задний проход. Прямо на глазах у ошеломленных и потерявших дар речи мужчин несчастный, отчаянно напрягаясь, попытался хоть чуточку приподняться.

Удивительно, но на миг ему это удалось, потом силы покинули умирающего, и он опять соскользнул вниз, исторгнув жуткий вопль боли. Нечеловеческий крик сменился мольбами и проклятиями на языке, знакомом Катону почти столь же хорошо, как родная латынь.

– Он говорит по-гречески!

– Он грек? Невозможно? Если только это не…

Макрон шагнул ближе и поднял факел.

– Это Диомед.

Торговец, услыхав свое имя, заставил себя разлепить опухшие веки и устремил вниз полный отчаяния взор.

– Помогите! – пробормотал он по-латыни, едва шевеля искривленными болью губами. – Ради всего святого, помогите!

Макрон обернулся к товарищам:

– Катон! Полезай на столб и освободи ему руки. Празутаг! Приподними его на колу!

Бритт оторвал взгляд от ужасного зрелища и тупо уставился на Макрона, который, указывая свободной рукой на Диомеда, словно бы подтолкнул того вверх. Празутаг кивнул, бросился вперед, схватил грека за ноги и без труда принял весь его вес на себя. Тем временем далеко не являвшийся столь же могучим атлетом Катон попытался вскарабкаться к безмерно страдающему бедолаге по одной из опорных, поддерживающих столб жердин. Макрон, увидев это, согнулся, подставляя юноше спину.

– Встань мне на плечи, тогда выйдет ловчей.

Ухватившись за поперечину, Катон сначала дотянулся до самого дальнего от него узла. Потребовалось усилие, чтобы перерезать клинком толстые веревки, но в конце концов левая рука грека бессильно упала и повисла вдоль тела. Уже без возни Катон справился со следующим узлом, освободил правую руку несчастного и спрыгнул вниз.

– А сейчас надо снять беднягу с кола. Поднимай его, олух!

Празутаг на вытянутых руках стал толкать грека вверх. Кол, скрежетнув о кость, с мерзким сосущим звуком вышел из плоти. Диомед, откинув голову, дико заорал.

– Дерьмо! Осторожней, дубина!

Приподняв грека повыше, Празутаг снял его с кола и аккуратно опустил на алтарь. Темный поток крови хлынул из страшной раны. Катон содрогнулся. Грек судорожно дернулся, глаза его закатились. Судя по всему, он был близок к агонии.

Макрон склонился к самому его уху:

– Диомед. Ты умираешь. Тебе уже не помочь. Но ты можешь помочь нам. Скажи, кто с тобой это сделал?

– Друиды, – выдохнул Диомед. – Я хотел… заставить их заплатить… Хотел отыскать их…

– Похоже, ты их нашел.

– Нет… они выследили меня первыми. Притащили сюда и…

– Ты видел других пленников?

Черты грека исказила гримаса боли, и, лишь когда спазм ослаб, он кивнул:

– Жену и детей генерала?

– Да! Ты их видел?

Диомед стиснул зубы:

– Они… были здесь.

– Где же они сейчас? Куда их подевали?

– Их… увезли. Кто-то говорил, а я слышал… Их решили укрыть… в Великой Крепости дуротригов. Мэй-Дун – так ее называют. У черных жрецов нет оплота надежней.

– В Великой Крепости? – Макрон нахмурился. – Когда это случилось?

– Этим утром… думаю, – прохрипел Диомед, чьи силы убывали вместе с хлещущей из раны кровью.

Очередной приступ боли вызвал ряд новых конвульсий, и рука грека судорожно вцепилась в тунику центуриона.

– Ради всего святого, добей меня… – прохрипел он сквозь стиснутые зубы.

Пару мгновений Макрон смотрел в искаженные мукой глаза, потом мягко ответил:

– Хорошо. Я сделаю это быстро.

Диомед благодарно кивнул и зажмурился.

– Посвети! – велел Макрон, передавая Катону факел, после чего поднял левую руку несчастного и опять взглянул на него.