Саймон Скэрроу - Орел нападает. Орел и Волки

Катон считал каждый свой шаг, стараясь запомнить все повороты, чтобы сохранить в голове мысленную карту маршрута. Когда его счет дошел до сотни, деревья расступились и кромешную тьму разбавило слабое свечение звезд. Внезапно тропа уперлась в сплошной частокол с дверцей, закрытой на задвижку. Запор можно было отодвинуть, потянув за привязанную к нему веревку. Празутаг напряженно прислушался, но в глубине острова царила такая же гнетущая тишина. Единственным звуком, который слышал Катон, не считая биения своего сердца, было отдаленное уханье болотной выпи. Празутаг осторожно потянул за веревку. Заскрипела задвижка, и великан, толкнув дверь, исчез в темноте. Римляне разом сошли с тропы и присели. Спустя мгновение икен высунулся из проема и поманил их за собой.

Позади частокола они обнаружили обширный участок голой твердой земли, окруженный крытыми соломой лачугами. В центре его темнела большая круглая хижина, перед которой на возвышении, наподобие подиума, стояло похожее на трон кресло, чью высокую спинку венчали раскидистые оленьи рога. Самые громадные и устрашающие из всех, что Катон когда-либо видел. Возле подиума виднелась громоздкая решетчатая жаровня с едва тлевшими, но еще испускавшими слабое оранжевое свечение и легкий дымок угольками.

Ничто не двигалось, ни один из факелов, вставленных в железные скобы, не горел. Нигде не ощущалось никаких признаков жизни, как, впрочем, и чего-либо угрожающего незваным гостям, не считая зловещих теней, прячущихся за строениями и частоколом. Римляне медленно подошли к ближней лачуге и заглянули внутрь. Там царила кромешная тьма, и Макрон тихо выругался.

– Так дело не пойдет, нам нужен какой-то свет, – прошептал он.

– Командир, это сумасшествие! – прошипел в ответ Катон. – Нас же сразу увидят.

– Кто? Здесь никого нет. По меньшей мере уже несколько часов… ты взгляни на огонь.

– Но куда же они подевались?

– Спроси его.

Макрон ткнул большим пальцем в сторону Празутага.

– Друидов нет. Все ушли, – ответил тот, уловив суть вопроса.

– Ну а раз так, то я позволю себе зажечь огонь, – заявил Макрон. – Мы должны убедиться в том, что здесь и впрямь пусто.

Он выдернул из ближайшей скобы факел и ткнул им в тлеющие уголья. С шипением, рассыпая сверкающие искры, тот занялся. Держа его перед собой, Макрон нырнул внутрь лачуги. Дрожащее пламя осветило каморку с несколькими небрежно застеленными кроватями и алтарем, перед которым лежали две небольшие арфы. Деревянные тарелки и глиняные миски были составлены одна в одну и опущены в бадью с водой.

– Ни очага, ни жаровни – на чем же они готовят? – удивился Катон.

– Никто не готовит, – сказал Празутаг. – Еду приносят. Из поселений.

– Вот это жизнь, ни забот, ни хлопот! – Катон покачал головой. – Неплохо устроились эти друиды.

– Вот что, ребята, – щелкнул пальцами Макрон, – когда кончите толковать об удобствах, может быть, у вас найдется время осмотреть некоторые домишки? Поглядеть, нет ли где каких знаков, оставленных супругой командующего.

Они пошли от лачуги к лачуге, но находили в них лишь скудные пожитки туземцев. Нигде не было никаких следов пленников.

– Надо зайти в самую большую хибару, – предложил Катон. – Думаю, это дом главаря.

– Толковая мысль, – поддержал его Макрон.

– Нет!

Римляне повернулись к Празутагу, чье лицо было искажено гримасой страха. Икен умоляюще помотал головой:

– Не пойду!

– Дело твое, Катон! – пожал плечами Макрон.

Вход в хижину, так же как и сама она, выглядел весьма мрачно. Верхняя балка над дверным полотном была украшена резными изображениями оскаленных чудовищ, пожиравших вопящих от боли и ужаса мужчин и женщин. Картина производила столь сильное впечатление, что даже Макрон замешкался на пороге, поднял повыше факел и, присмотревшись, покачал головой:

– Ну и страшилища!

– Думаю, тут показано, командир, какая участь ждет человечество, когда Круак восстанет и заявит о своих правах.

Макрон, вскинув брови, повернулся к Катону:

– Восстанет, говоришь? Ежели так оно и случится, не хотелось бы мне повстречаться с ним вечерком в закоулке.

– И мне, командир.

Дверной проем был завешен тяжелыми звериными шкурами, надежно защищавшими все, что за ними таилось, от постороннего взгляда. Макрон, сдвинув завесу локтем свободной руки, шагнул в обиталище верховного жреца и присвистнул:

– Вот это контраст!

Катон, оглядев просторное помещение, только кивнул. Там и впрямь было чему подивиться. Бо́льшую часть пола застилали меха, с одной стороны уходя под широкие, обитые толстым войлоком ложа, с другой – под обставленный резными высокими стульями огромный дубовый стол, так и не прибранный после трапезы, что была, видимо, внезапно прервана, о чем свидетельствовали ряды глубоких деревянных тарелок, наполовину наполненных кусками мяса, торчавшими из застывшего жира. Возле каждой тарелки лежали ломти хлеба с сыром, а на золотых, затейливо и отменно сработанных кельтскими мастерами подставках красовались рога для питья.