Ильдефонсо Фальконес - Собор у моря [Литрес]

На этот раз Арнау кивнул утвердительно.

— Наш храм станет полной противоположностью; он не будет узким и высоким, но будет очень широким, чтобы перед Святой Девой могли предстать все каталонцы. Однажды, когда закончится строительство, ты в этом убедишься: пространство будет общим для всех верующих, независимо от их социального положения, а единственным украшением храма станет свет — свет Средиземноморья! Мы не нуждаемся в украшениях — только простор и свет, который проникнет сюда сверху. — Беренгер де Монтагут показал на апсиду и опустил руку до пола; Арнау следил за его движениями. — Эта церковь строится для людей, а не для вящей славы кого-то из власть имущих.

— Мастер…

К ним подошел один из помощников, чтобы доложить о том, что веревки и столбы уже приведены в порядок.

— Теперь ты понимаешь? — спросил Беренгер, обращаясь к Арнау. — Она будет для людей!

— Да, господин.

— Твои камни — это золото для церкви, помни это, — добавил де Монтагут, поднимаясь. — Тебе точно не больно?

И Арнау, который, слушая, совсем забыл о своей лодыжке, снова отрицательно покачал головой.

В то утро Арнау, отпущенный товарищами с работы, вернулся домой пораньше. Он быстро прибрался в часовне, снял нагар со свечей, заменил отгоревшие и после короткой молитвы попрощался со Святой Девой. Отец Альберт видел, как он почти бегом выходил из церкви Святой Марии. Точно так же торопливо он входил в дом Пере.

— Что случилось? — спросила его старушка. — Почему ты пришел так рано?

Арнау осмотрел комнату.

Они были здесь, мать и дочери. Они сидели за столом и шили. Все трое посмотрели на него.

— Арнау, — повторила Мариона, — что случилось?

Парнишка почувствовал, что краснеет, и растерялся:

— Ничего…

Господи! Он не придумал никакого оправдания! Как можно быть таким глупцом?

Женщины смотрели на него, а он, запыхавшийся, стоял возле двери и не находил слов для объяснения.

— Нет, ничего… — повторил Арнау. — Просто сегодня я… я закончил работу пораньше.

Мариона улыбнулась и перевела взгляд на девочек. Эулалия, их мать, тоже не смогла спрятать улыбку.

— Раз ты уже освободился, — сказала Мариона, — пойди принеси воды.

«Как они смотрели на меня!» — думал Арнау.

Он шел к фонтану, весело размахивая ведром и размышляя о новых постояльцах.

Может, ему хотели что-то сказать? Ну да, конечно.

Однако ему так и не представилась возможность убедиться в этом. Когда не было Эулалии, взгляд Арнау натыкался на порченые зубы Гасто, те немногие, что у него остались, а когда глава семейства отсутствовал дома, девочек охранял их брат Симо. В течение нескольких дней Арнау приходилось довольствоваться редкими взглядами, которые украдкой бросали на него дочери дубильщика. Иногда ему удавалось рассмотреть сестер, их тонко очерченные лица с выступающими скулами, прямым классическим носом и белыми зубами, выстроенными в ряд, и, конечно, невероятно красивыми карими глазами.

Иногда, когда солнце заглядывало в дом Пере, Арнау почти мог дотронуться до голубоватого отражения их длинных шелковистых волос, черных, как агат.

А еще реже, когда он чувствовал, что на него никто не смотрит, Арнау позволял своему взгляду опускаться ниже шеи старшей сестры, Аледис, — туда, где сквозь рубашку, сшитую из грубого полотна, можно было различить ее грудь. Чувствуя, как по телу начинают бегать мурашки, он — если никто за ним не следил — продолжал ощупывать Аледис взглядом, наслаждаясь плавными линиями девичьей фигурки.

Гасто Сегура потерял во время голода все, что у него было, и его характер изменился не в лучшую сторону. Этот человек стал угрюмым и безмерно ожесточился. Его сын Симо работал с ним подмастерьем, а две дочери, которых он не мог обеспечить приданым и найти им достойных мужей, вызывали у него величайшую озабоченность.

Конечно, красота девочек была многообещающей, и Гасто верил, что они найдут себе хорошую пару, а значит, ему не придется в дальнейшем кормить два лишних рта.

Больше всего этот человек беспокоился о том, чтобы дочери сохранили невинность. Ни у кого в Барселоне не должно было зародиться ни малейшего сомнения насчет их невинности! Только таким образом, повторял он раз за разом жене и сыну, Алеста и Аледис смогут удачно выйти замуж. И все трое — отец, мать и старший брат — стремились к тому, чтобы добиться этой цели.

Но если Гасто и Эулалия не сомневались, что им удастся достичь задуманного, то Симо думал иначе и подозрительно смотрел на Арнау и Жоана, которые, по его мнению, не должны были жить с ними в одном доме.