Ильдефонсо Фальконес - Собор у моря [Литрес]

Этой ночью сестры долго шушукались, не находя ответов на вопросы, которые возникли в связи с последними событиями и о которых они не могли никому рассказать. Единственное, в чем была уверена Аледис, хотя и не знала, как это объяснить сестре, — так это та власть, которой обладало ее тело над Арнау.

Новое чувство, переполнявшее Аледис, доставляло ей удовольствие. Девушка задавалась вопросом: все ли мужчины будут так реагировать на нее, хотя и не представляла себя перед любым другим, кроме Арнау.

Ей бы никогда не пришло в голову вести себя так с Жоаном или с кем-нибудь из подмастерьев дубильщика, друзьями Симо. Невозможно было даже представить, что…

А с Арнау она словно бы раскрепощалась, внутри ее просыпалось нечто такое…

— Что с ним происходит? — спросил Рамона старшина общины Жозеф.

— Не знаю, — искренне ответил тот.

Мужчины посмотрели в сторону лодочников, где Арнау, стоя у сгруженных на берег товаров, требовал, чтобы ему дали тюк потяжелее. Когда парнишка добился своего, Жозеф, Рамон и их товарищи увидели, как он пошел, едва переставляя ноги.

— Так он долго не протянет, — задумчиво произнес Жозеф.

— Он молод, — попытался защитить его Рамон.

— Нет, не протянет.

То, что Арнау изменился, заметили все.

Он требовал самые тяжелые тюки и камни и носил их так, как будто в этом заключался смысл всей его жизни. Возвращаясь на место погрузки почти бегом, он снова просил для себя более тяжелый груз, чем ему было по силам. В конце дня он возвращался в дом Пере, еле волоча ноги и скрючившись от боли в спине.

— Что с тобой происходит? — поинтересовался Рамон на следующий день, когда оба несли тюки в сторону муниципальных складов.

Арнау не ответил. Рамон не мог понять, было ли его молчание вызвано тем, что он не хотел говорить, или паренек не мог этого сделать по какой-то другой причине. Его лицо исказилось от напряжения, глаза налились кровью от тяжелой ноши, которую ему погрузили на спину.

— Если у тебя появилась какая-то проблема, я готов…

— Нет, нет, — только и смог выговорить Арнау.

Как ему было признаться, что он сгорает, изнывая от тоски по Аледис? Как рассказать, что покой для него наступает только в те минуты, когда он полностью отдается работе и несет на спине тяжелый груз, мысль о котором вытесняет все остальное, и приходится думать только о том, как бы донести его? Лишь тогда ему на время удавалось забыть ее глаза, улыбку, грудь, все ее юное тело…

Как рассказать о том, что каждый раз, когда Аледис кокетничала, он терял контроль над собой и видел ее голой рядом с собой, видел, как она ласкает его?!

Тогда он вспоминал слова священника о запрещенных связях.

«Грех! Грех!» — грозил священник с присущей ему твердостью, обращаясь к своим прихожанам. Чтобы подавить этот шквал чувств, юноша приходил домой изнуренным и падал на тюфяк, пытаясь заснуть и забыть, что эта девочка рядом.

— Нет, нет, — повторил он. — Спасибо, Рамон.

— Он себя загонит, — сказал Жозеф в конце дня.

На этот раз Рамон не стал ему возражать.

— Тебе не кажется, что ты переходишь пределы разумного? — спросила Алеста однажды ночью свою сестру.

— Почему?

— Если отец об этом узнает…

— О чем он должен узнать?

— О том, что ты любишь Арнау.

— Я не люблю Арнау! Просто… просто… Мне хорошо, Алеста. Мне нравится, когда он на меня смотрит…

— Ты его любишь, — настаивала сестренка.

— Нет. Ну как тебе объяснить? Когда я вижу, как он на меня смотрит, когда он краснеет, у меня такое ощущение, будто его взгляд проходит сквозь мое тело…

— Ты его любишь.

— Нет. Спи лучше. Что ты понимаешь? Спи…

— Ты любишь его, любишь, любишь.

Аледис решила не отвечать, но задумалась: любит ли она Арнау? Скорее всего, она лишь упивается тем, что на нее так смотрят, не в силах скрыть своего желания. Девушке нравилось, что Арнау не мог отвести глаз от ее тела; она получала удовольствие от явной досады, сквозившей в глазах юного бастайша, когда она прекращала искушать его.

Была ли это любовь?

Аледис искала ответа и мысленно возвращалась к мгновениям, когда она испытывала неповторимое удовольствие, играя чувствами Арнау.

Однажды утром Рамон подстерег Жоана, идущего в школу.

— Что происходит с твоим братом? — спросил он, даже не поздоровавшись.

Жоан ненадолго задумался.

— Я думаю, что он влюбился в Аледис, дочь дубильщика Гасто.

Рамон засмеялся.

— Значит, это любовь сводит его с ума! — воскликнул он. — Если Арнау будет и дальше так продолжать, он просто загнется. Нельзя работать с таким напряжением. Он еще не готов к большим нагрузкам. Мне не раз приходилось видеть, как надрывались бастайши. А твой брат еще очень молод для того, чтобы его разбил паралич. Надо что-то делать, Жоан!