Ильдефонсо Фальконес - Собор у моря [Литрес]

— Я ничего не понимаю в этом, — перебил его Арнау. — Все владельцы меняльных лавок должны пройти практику. Я ведь ничего не знаю.

— Менялы, насколько мне известно, не должны этого делать, — ответил ему Хасдай. — Я знаю, что короля просили отдать такое распоряжение, но он этого так и не сделал. Профессия менялы свободная, надо только застраховать свою лавку. Что касается знаний, то их у Сахата предостаточно. Он знает абсолютно все, что касается меняльных лавок. Он провел много лет, работая со мной. Я купил его, потому что лучшего эксперта в сделках такого рода не найти. Дай ему свободу действий, и ты быстро всему научишься, а потом будешь жить припеваючи. Несмотря на то что Сахат раб, ему можно полностью доверять. К тому же Сахат будет предан тебе, ведь ты спас моих детей, которых он безмерно любит, потому что они для него — это его семья. — Хасдай посмотрел на Арнау. — Ну что?

— Не знаю… — замялся Арнау.

— Ты сможешь рассчитывать не только на мою помощь, но и на помощь всех тех евреев, которые знают о твоем подвиге. Мы умеем быть признательными, Арнау. Сахат хорошо знаком с моими партнерами по всему Средиземноморью, в Европе и даже на Востоке, в далеких землях египетского султана. У тебя будет обширное поле деятельности для операций. Это хорошее предложение, Арнау. В твоей жизни не будет никаких проблем.

Несмотря на скептическое отношение к этой затее, Арнау согласился.

Это привело в действие весь механизм, который был подготовлен Хасдаем. Первое правило: ни один человек не должен был знать, что Арнау опирается на поддержку евреев, — это бы навредило ему. Хасдай передал Арнау документы, подтверждающие, что все деньги, которые у него появились, — наследство от некоей вдовы-христианки из Перпиньяна; формально так оно и было.

— Если кто-нибудь тебя спросит, — предупредил Хасдай, — не отвечай, но, если ты поймешь, что другого выхода нет, объясни, что получил их в наследство. Тебе понадобится много денег, — продолжал он. — Прежде всего, ты должен застраховать свою лавку у властей Барселоны, отдав в залог тысячу марок серебром. Потом ты купишь дом или снимешь дом в квартале менял — либо на улице Канвис-Вельс, либо на Канвис-Ноус — и обоснуешься там, чтобы заниматься новым делом. И наконец, тебе придется собрать больше денег, чтобы начать работать.

Меняла! А почему бы и нет?

Что у него оставалось от прежней жизни?

Все близкие ему люди умерли от чумы.

Доводы Хасдая казались разумными и убедительными, и Арнау поверил, что с помощью Сахата лавка заработает.

Однако он даже представить себе не мог, какой должна быть жизнь у менялы. Хасдай уверял его, что он станет богатым. Что делают богачи?

Внезапно он вспомнил Грау, единственного богача, которого знал близко, и почувствовал, как его охватывает отвращение.

Нет. Он никогда не будет таким, как Грау.

Арнау застраховал свою меняльную лавку с помощью тысячи марок, которые ему дал Хасдай, и поклялся перед судьей, что будет сообщать о фальшивых монетах, если такие обнаружит, и разрезать их на две части специальными ножницами для металла, которые должен иметь каждый меняла.

Однако он тут же задался вопросом, сможет ли он это делать, если рядом не будет Сахата.

Арнау заверил подписью судьи огромные бухгалтерские книги: эта подпись подтверждала его право на проведение финансовых операций.

Таким образом, в самый разгар чумного хаоса в Барселоне недавний бастайш получил разрешение вести меняльную деятельность. Ему были определены дни и часы, когда он обязан был находиться у себя в лавке.

Второе правило, которое заповедал ему Хасдай, касалось Сахата:

— Никто не должен знать, что мавр — мой подарок. Сахат известен в кругу менял, и, если кто-нибудь догадается, что он — посредник между тобой и нами, у тебя возникнут проблемы. Как христианин, ты можешь заключать сделки с евреями, но остерегайся, чтобы тебя назвали другом евреев. Есть еще одна проблема, связанная с Сахатом, о которой ты должен знать: не многие менялы-профессионалы поймут мой поступок. Мне делали сотни предложений относительно его продажи, одно другого заманчивей, но я всегда отказывал, учитывая его компетентность, а также любовь к моим детям. Они этого не поймут, — повторил Хасдай, — поэтому пустим слух, что Сахат обращается в христианство.

— Обращается?

— Да. Нам, евреям, запрещено иметь рабов-христиан. Если кто-нибудь из наших рабов обращается в христианство, мы должны отпустить его или продать какому-нибудь христианину.