Эмилио Сальгари - Капитан Темпеста. Дамасский Лев. Дочери фараонов

– Ты сказал, в некрополе, отец!

– Да, иди распоряжайся, я тебе его дарю…

– Миринри мой? О, какое счастье!

– Замолчи! Быть может, это конец Египта. Ступай!

Нитокри выбежала из зала. И в ту же секунду на пороге возник Херхор. В глазах его горел недобрый огонек. Пепи налил себе вина и выпил не глядя.

– Ты уступил, дал слабину, государь? – спросил верховный жрец.

– Она его любит, – сухо ответил Пепи, поставив пустую чашу на стол. – Нитокри – моя дочь, плоть от плоти моей.

– Он схвачен.

– Кто?! – крикнул Пепи, содрогнувшись.

– Унис.

– Этот?

– Его ты тоже будешь спасать?

– Завтра в чаше большого водохранилища у Нила я спущу с цепи своего любимого льва… Посмотрим, одолеет ли победитель халдеев ужасного сына Ливийской пустыни… Я оставил в живых сына… но его… Нет! И потом, народ ведь все равно о нем позабыл!

Когда схватили Миринри, Унису удалось бежать. Он, ругаясь, смешался с толпой, заполнившей площадь. Этот мощный, крепкий как дуб старик за несколько минут постарел лет на десять.

Он быстро миновал одну улицу, свернул в другую, потом в третью и остановился на широкой аллее, шедшей по берегу Нила. Бледный, разбитый, обессиленный, он опустился на один из огромных камней, привезенных для строительства грандиозной дамбы, развалины которой видны и по сей день. Грудь бедного старика сотрясали глухие рыдания.

– Когда перед ним уже брезжила сияющая заря и ему покровительствовали и Ра, и Осирис, его сгубила роковая любовь! Для чего тогда были нужны эти годы, проведенные в изгнании в раскаленной пустыне, для чего все эти жертвы? Ведь я блистал когда-то, как звезда, озарявшая эту землю, которую хранили боги и плодородный Нил! Одним мановением руки я мог заставить трепетать народы и по ту, и по эту сторону Красного моря! И все рухнуло! Вокруг меня одни развалины! Уж лучше бы я действительно погиб там, на поле боя, из которого вышел победителем, под горой сраженных моим мечом и раздавленных боевой колесницей халдеев! Кто я теперь? Тень великого человека, которого не удостоят ни чести бальзамирования, ни погребения в пирамиде. Хорошо хоть воды этой реки унесут мое тело к небесам и Ра примет меня в свою сияющую лодку.

Он вскочил на ноги и пристально вгляделся в воды разлившегося Нила, бурлившие и клокотавшие возле дамб.

– Исчезнуть из этого мира, не отомстив Пепи? – сказал он вдруг, отпрянув. – И чего я этим добьюсь? Неужели старый солдат склонится перед опасностью? Нет, не все еще потеряно… А Ата? А мои друзья, сторонники великого Тети? Разве они не дожидаются меня в пирамиде Родопе? Ата!.. Неужели я настолько повредился в уме, что забыл о тех храбрецах, что ждут только моего знака, чтобы огнем и мечом пойти на Мемфис? Если Пепи пожелает с нами сразиться, мы все сметем на своем пути, мы опустошительным смерчем пройдем по всему Египту. Мой боевой клич, который уже однажды смял ряды врагов, жаждавших крови и резни, заставит обрушиться сто колонн царского дворца, а моя рука сорвет урей, сияющий на лбу узурпатора. И гордый Мемфис либо сдастся, либо будет разрушен вместе со всеми своими храмами и монументами. Если они убьют Миринри, я заколю мечом все триста тысяч жителей Мемфиса и не оставлю ни камня, напоминающего об огромном городе, одном из чудес света. Вперед, я перестал быть Унисом! Теперь я тот, кем был когда-то!

Он отошел от парапета и двинулся по берегу Нила к северной части города, где на фоне огненного заката виднелся силуэт гигантской пирамиды, в которой спала мумия прекрасной Родопе в своем саркофаге из голубого камня. Аллея с двумя рядами высоких пальм была пуста, поскольку все население сбежалось смотреть, как жрецы ведут на водопой священного быка. Унис шел очень быстро, но все равно только в сумерках добрался до места, где должны были собраться мятежники.

– …Там, где спит Родопе, – на ходу шептал старик.

До пирамиды оставалось шагов триста. Она величаво возвышалась впереди, краснея в последних лучах заходящего солнца. Вокруг никого не было видно, только под пальмой в тени широких листьев дремали, прижавшись друг к другу, два шакала.

– Где же может быть Ата? – спрашивал себя Унис. – Я не знаю, где вход, ведущий в коридор. Вокруг все тихо. Что-то не нравится мне эта тишина. Здесь должно бы биться сердце будущего царства, а мне, наоборот, кажется, что в моем собственном сердце что-то сломалось. Ах! О, гений зла! Это кровь!

Он наклонился и принялся сметать рукой тонкий слой песка, который успел нанести жаркий ветер пустыни.