Эмилио Сальгари - Трон фараона

По берегам великой реки, несущей свои могучие воды из таинственных областей Экваториальной Африки к берегам лазурного Средиземного моря, теперь кипит возрождающаяся, складывающаяся в новые формы жизнь. Плывут по Нилу огромные пароходы, везущие то полчища туристов изо всех стран света, то другие полчища — дружины белых и черных солдат для охраны владений египетского хедива, пленника англичан, от кочевников пустынь, от хищников дебрей Африки. И плывут вверх и вниз по течению переполненные товарами из Европы и продуктами из Африки барки.

У знаменитых порогов копошатся тысячи и тысячи рабочих, что-то воздвигая.

Усыпальницу для владыки страны? Храмы для древних богов, покровителей Египта? Нет! В наши дни люди не задаются идеями создания монументов, переживающих тысячелетия. Они предпочитают более скромную, но зато и более продуктивную работу — борьбу с силами природы. И те тысячи ловких, опытных, энергичных рабочих, завербованных во всех странах света, которые теперь копошатся на берегах царственного Нила, сооружают не горделивую пирамиду, высекают не Некрополь в сиенском граните, воздвигают не обелиски; их забота — сковать крепкими плотинами могучую вольную реку, чтобы иметь возможность оросить миллионы акров плодороднейшей в мире земли долин Египта и урегулировать водоснабжение страны в дни засух. Эти люди роют каналы, по которым будут плыть не барки фараонов, а тяжелые плоты для перевозки «золота Египта» — хлопка.

Здесь и там в дельте, по берегам Нила, в ближайших оазисах стоят пышные города, выросшие на могилах древних, давно погибших столиц той или иной династии или там, где во времена фараонов лежала пустыня.

Полны гавани этих городов судами всех стран, полны улицы пестрой шумливой толпой, стекающейся сюда, в страну чудес, изо всех уголков мира. Кипит, шумит современная жизнь.

Неподвижно простаивает, закутавшись в свой убогий плащ из верблюжьей шерсти, нищий сын пустыни, гордый бедуин, перед окнами магазинов, полки и витрины которых завалены тканями, выделанными в Париже, Лионе, Манчестере, Берлине, оружием из Бирмингема и Эссена, посудой из Венеции и Нью-Йорка. Бредет по той же улице шарманщик, привезший свой инструмент из певучей Италии. Несется вагон электрического трамвая, путая резко звучащими звонками огромного верблюда из Сахары. Звенит золото на столах интернационального игорного притона, где убивают время и душу новые поселенцы Египта, где бей проигрывает мальтийцу только что выколоченную с безропотного труженика-феллаха аренду за политую крестьянским потом землю убогой феллашской деревеньки. Блестят огни роскошного многоэтажного отеля, куда европейские доктора посылают легочных больных.

Маршируют по гладко вымощенным, частью асфальтированным улицам батальоны египетских пехотинцев. Слышен топот копыт куда-то несущейся конницы. Гудит мостовая под колесами батареи изящных, как игрушка, полевых пушек.

Бурным потоком бьется жизнь у колонн полуразрушенных древних храмов, бесконечно давно покинутых жрецами. Плещется она своими пестрыми и часто мутными волнами у тысячелетия и тысячелетия хранящих тайны царственных могил — древних пирамид, полузанесенных песками пустыни. Льются струи этой новой жизни перед лицом с загадочной, холодной и скорбной усмешкой глядящего на все это гиганта сфинкса, того, чьи очи видели и нашествие персов, и когорты римлян, и орды османов, и полки Наполеона.

Что значит эта странная, эта полная мистицизма улыбка сфинкса? О чем думает сфинкс, которого мы привыкли считать символом загадки и тайны?

Грезится ли ему иная, столь же шумная, столь же пестрая жизнь, та, поток которой давно иссяк, волны исчезли, шум и гул рассеялись эхом в пространстве?

Города, обнесенные колоссальной толщины стенами. Полки войск фараонов, проходящие мерным шагом по улицам, запруженным народом. Гром труб и барабанов, звон струн систра 1, фимиам жертвенного дыма Жрецы в белых одеждах, ведущие под приветственные клики толпы к величественному храму отмеченного знаком небес Аписа 2— божественного быка, черного, как черное крыло ворона, с белой звездой на лбу. Флейтисты, танцовщицы, заклинатели змей, рабы. Старики и юноши, женщины и дети…

Пустыня. Море песка, раскаляемого за день и не успевающего отдать тепло небу за короткую летнюю ночь. И в этих песках — лабиринт из десяти тысяч покоев. Но это покои не для живых: это жилище мертвых, это — Некрополь.