Станислав Венгловский - Полтава

Правда, чётко помнилось, как полки из долины натужно двинулись вперёд, как уже в который раз побледнел от плохого предчувствия граф Пипер, как навстречу пошли московитские полки, как упорно били чужие пушки. Рядом падали драбанты, пока одно ядро со скрежетом не подбросило носилки. После того король упал на груду тел, поскольку некому было его держать. Свалившись, приказал вырвавшимся из кровавого месива поднять носилки на скрещённых пиках, чтобы все видели незадетого сейчас полководца... Затем будто провалился в тёмную яму...

Опомнился в карете графа Пипера. Самого графа не увидел. Волосатые и окровавленные руки хирурга Неймана придерживали ногу. Карету подбрасывало. Везде стоял шум.

— Ваше величество! — умолял испуганный Нейман. — Спокойно, ради Бога!

Нейман напомнил о ране.

В клубах пыли с обеих сторон от кареты двигалось войско. Грязные незнакомые солдаты... Гнули головы высокие усталые лошади... А солнце торчало почти там же, где висело тогда, когда короля поглотил мрак. Он ещё ничего не понимал.

— Где враг?

Наклонился бледный и невероятно исхудавший Лагеркрон. Под кожей выпирали острые скулы.

— Всё будет хорошо, ваше величество...

Это сказал Нейман, а сказанного Лагеркроном не было слышно. Король оттолкнул волосатые руки Неймана, кулаком ударил дверцу. Пыль ударила в нос, запершило в горле.

— Что всё это значит?

Со злостью в голосе ответил Гилленкрок, приставив к дверце своё измятое и чёрное от пыли лицо:

— Отступаем! В плену генералы, фельдмаршал Реншильд... Там и камергер Адлерфельд, ваш духовник, граф Пипер... Там казна, государственный архив... Гутман, говорят, удрал ночью с Терезой... Господи! Нас преследуют московиты!

Король хотел ударить ненавистное скомканное лицо. Гутман и Тереза... Неужели? Подозрения — не без оснований? Что она нашла в этом человеке с красивым лицом и красиво читающем латинские стихи Проперция и Горация?.. Пришлось пожалеть, что Гилленкрок происходит из древнего шведского рода, который известен почти всей Швеции.

Король должен был сдержать себя. Решительно, будто ничего и не случилось, приказал:

— Обратите полки против московитов! У нас достаточно свежего войска. Оно устало отдыхать в гарнизонах. Теперь пришло его время.

Сказал и припал к дну кареты. Никто из генералов ничего не ответил. Заслышав слова, сердито загомонили где-то рядом солдаты, да никто среди генералов не обратил на них внимания.

Один лейтенант с отчаянными, почти сумасшедшими глазами громко засмеялся и осмелился отрицательно покачать головою. Лейтенант прижимал к груди небольшую книжку в красном кожаном переплёте. Что-то припомнилось об этом лейтенанте. Какой-то красный снег...

— Где Гермелин? — Король запамятовал, что ему уже сказано о его секретаре.

— Ваше величество! — шептал на ухо Нейман и хватал за кафтан. Даже сквозь ткань чувствовались его холодные руки. — Ваше величество! Господь смилуется... Voluntas Dei nostri... [33] Воля нашего Бога (лат.).

Король отвернулся к бархатной каретной стенке, прижался к ней лицом, чтобы ничего не видеть и не слышать. В горле стало сухо и горько. Тонкие губы содрогались. Он не мог их удержать. Как не имел сил лично повести армию туда, куда следовало. Не мог казнить Гутмана и Терезу... Ему осмелился не покориться лейтенант! Полководцу, который никогда не терялся перед опасностями. Хотя бы в этом сражении, когда полки неожиданно завидели перед собою такую линию редутов, которой! доселе никто ещё и никогда не встречал! Даже изрубцованное лицо Реншильда вмиг стало серым, как и его коротко постриженные жёсткие волосы. А король, не раздумывая, приказал сомкнуть ряды и пройти мимо редутов стремительным маршем. Только в том и заключалось спасение.

И вдруг припомнилось, что лейтенант, который сумасшедше захохотал в ответ на приказ, когда-то — за Гадячем, перед Веприком, встретясь в лесу, — рвался исполнять даже ещё не высказанное королевское желание. Что же случилось? Когда?.. Фельдмаршал проиграл сражение?.. Припомнилась и фамилия лейтенанта — Штром! Тогда, в опасности, он просил запомнить фамилию — она запомнилась... Этот лейтенант приносил и приносит плохие известия. За Гадячем он сказал, что московиты исчезли в лесу. Под Веприком известил, что драгуны Альбедила бегством спасаются от огня осаждённых... Его немедленно следует расстрелять! Король приподнялся, но не стал ничего говорить. Рядом нет даже драбантов, одни лейб-гвардейцы... Всё повторяется, всё совершенно такое, как и тогда, за Гадячем. Лишь тогда выла непогода, а сейчас припекает солнце.