Заявление было выслушано в напряженной тишине.
Парфенов передал листок секретарю губисполкома Смелкову и сказал, обращаясь к Балашову:
— Я полагаю, мы можем надеяться, что все это будет сделано безотлагательно?
— Да, да, конечно, — с плохо скрытым облегчением произнес Балашов и тут же счел нужным поправиться, чтоб его согласие не было истолковано, как слабость: — Мы сделаем это так скоро, как представится возможным.
Несмотря на заверение Балашова, собрание петрозаводской левоэсеровской организации откладывалось со дня на день. Становилось очевидным, что левые эсеры решили дотянуть до 16 июля, когда в Петрозаводск возвратятся из отпуска члены губисполкома от крестьян и должно будет состояться пленарное заседание.
Формально аппаратом губисполкома руководил Балашов. Похудевший, осунувшийся, он ежедневно являлся на службу, до поздней ночи просиживал в председательском кабинете, однако и ему и всем другим уже было ясно, что никакого влияния на ход дела в губернии он не имеет.
Важнейшие комиссариаты находились в руках большевиков, которые непосредственно выполняли указания своей фракции и центра.
Каждый раз при встрече с Анохиным Балашов виновато повторял:
— Завтра мы соберем собрание. Завтра обязательно.
Смотреть на него в такие минуты было жалко и противно. До недавнего времени лично к Балашову Анохин не испытывал каких–либо неприязненных чувств. Как и Абрама Рыбака, он считал его честным и порядочным человеком, который по нелепой случайности или злой иронии судьбы оказался совсем не в том лагере, где ему полагалось бы быть. Теперь Петр Федорович понимал, что за спиной Балашова скрываются иные, враждебные Советской власти силы, и то, что Балашов, сам сознавая это, неумело путался и хитрил, особенно злило Анохина.
— Сколько же можно тянуть? — не скрывая раздражения, спрашивал он.
— Завтра обязательно!
Собрание эсеров состоялось 11 июля. Оно было строго закрытым, но вечером того же дня большевикам стало известно, что хотя прежнего единства среди левых эсеров в оценке текущего момента уже не оказалось, победила все же линия, одобряющая авантюристскую политику их московского центра.
В полночь Анохин пришел в губвоенкомат.
— Ну, Арсений Васильевич, — сказал он Дубровскому, — теперь слово за тобой! Ждать больше нечего. У тебя все готово?
— Да.
— Тогда начинай!
Дубровский по телефону связался со штабом недавно сформированного в Петрозаводске Коммунистического полка, вызвал в распоряжение губвоенкомата вооруженный взвод, приказал ему выдвинуться к зданию милиции и ждать дальнейших распоряжений.
План операции был разработан заранее. На этот счет уже имелось постановление окружкома и большевистской фракции губисполкома. Отряд красноармейцев окружает штаб левых эсеров в доме Кипрушкина на Екатерининской улице, производит обыск, изъятие всего оружия и конфискацию документов. Тем временем сотрудники ЧК и милиции проводят разоружение левых эсеров на квартирах. Юридическим основанием для обыска и разоружения является то, что губерния объявлена на чрезвычайном военном положении. Аресты и применение силы производить лишь в случае сопротивления. Вся операция должна быть закончена к шести часам утра.
Анохин и Дубровский подошли к зданию милиции одновременно со взводом красноармейцев. Три десятка бойцов с примкнутыми штыками ускоренным маршем двигались по Мариинской улице, неся на плечах два станковых пулемета. Тишина и полумрак белой ночи, мерный приглушенный топот строя, отрывистые команды, важность предстоящего дела — все это возбуждающе действовало не только на бывшего офицера Дубровского, но и на такого штатского человека, каким считал себя Анохин.
Взвод вошел во двор милиции, по команде колыхнулся в последний раз и замер. Молодой командир сделал четкий полуоборот и приблизился к Дубровскому:
— Взвод Коммунистического полка прибыл в ваше распоряжение!
Как видно, в армии он был недавно и ему пока доставляло немалое удовольствие и командовать, и подчиняться.
Дубровский, конечно, понял это. Поздоровавшись, он обошел строй, бегло для вида осмотрел оружие и снаряжение бойцов, поблагодарил командира за оперативность, и все втроем они поднялись в кабинет начальника милиции, где уже сидело несколько ответственных работников ЧК.
Командир, так лихо распоряжавшийся во дворе, оказался из заводских. Конечно же это Володя Усов! Как Анохин не узнал его сразу? Откуда у парня взялась такая военная выправка?
Читать дальше