Грегор Самаров - На пороге трона

Елизавета Петровна с испуганным видом, дрожа, поднялась.

— Лишить великого князя Павла престолонаследия? — спросила она. — Что должно обозначать это, по твоему мнению?

— Но ведь если вы, ваше императорское величество, дозволите исполнителям вашей воли осудить меня за нарушение долга и супружеской верности, — сказала Екатерина Алексеевна, — то неужели вы можете сомневаться в том, что великий князь отвергнет своего сына? Правда, пока скипетр в ваших руках, вы удержите несчастного ребёнка на ступенях трона, но будьте уверены, что великий князь в течение первого же часа с того момента, как станет императором, уготовит бедному Павлу, которого я люблю, хотя и не знаю совсем, — участь несчастного Иоанна Антоновича.

Государыня смертельно побледнела под слоем румян при упоминании о несчастном Иоанне Антоновиче, с несовершеннолетней головы которого упала та самая корона, которая была на Елизавете Петровне, и о котором никто в России не осмеливался громко говорить; в её глазах запылала страшная угроза.

Но великая княгиня ответила на её взгляд столь же угрожающим взором.

— Мне нечего более сказать, — холодно произнесла она, — и, как только вы, ваше императорское величество, откажете мне в моей просьбе, я отдамся в руки стражи у ваших дверей в качестве пленницы. Вы во власти заключить меня в свою темницу и умертвить меня, но никогда не заставите меня согнуться перед вами.

Она повернулась и сделала несколько шагов по направлению к двери.

Елизавета Петровна поспешила за ней и схватила её руку.

— Стой, ты безумствуешь! На что ты жалуешься? — воскликнула она. — Ты упоминаешь о графине Елизавете Воронцовой. Что с ней такое? Ты не желаешь предоставить великому князю свободу, в то время как сама претендуешь на неё!

— Я предоставляю ему полную свободу, — возразила Екатерина Алексеевна тоном невыразимого презрения, — но лишь не то, чтобы он перед лицом всего двора топтал ногами моё звание и достоинство. Ведь он сегодня сказал Елизавете Воронцовой, что вскоре она выступит перед двором по правую руку его. Все видели то, что он возложил на её плечи царский мех — горностай, который я сняла с себя, и она носила бы его на себе даже и в присутствии вашего императорского величества, если бы граф Кирилл Григорьевич Разумовский не сорвал его с неё.

— Не может быть! — воскликнула Елизавет Петровна, скрестив на груди руки и шагая из угла в угол по комнате. Спустя некоторое время она остановилась перед своим столом и решилась предпринять последнюю борьбу. — А что ты ответишь на обвинение в том, что воспользовалась моею болезнью для того, чтобы противодействовать моей воле и подстрекать моих слуг к неповиновению? — спросила она. — Разве не ты заставила великого князя, несамостоятельность и слабохарактерность которого отлично известны тебе, послать несчастному фельдмаршалу Апраксину приказ о возвращении? Разве не ты протянула руки к императорской власти, к императорской короне?

Екатерина Алексеевна на мгновение содрогнулась, но затем твёрдым, не колеблющимся голосом возразила:

— Письма фельдмаршала Апраксина лежат перед вами, я жду доказательств столь тяжкого обвинения.

Государыня торопливо стала перебирать лежавшие пред ней бумаги; наконец она, по-видимому, нашла то, чего искала.

— Вот, — воскликнула она, — это — твой почерк или нет? Ты переписывалась с моим генералом.

— А почему бы мне и не делать было этого? — возразила Екатерина Алексеевна. — Апраксин был моим другом, и я хотела уберечь его от лживых советов, которые, быть может, могли быть даны ему.

Государыня прочла записку и мрачно покачала головой.

— Мои повеления, — сказала она, — разумеется, должны быть послушно выполняемы моими слугами; это — не твоё дело напоминать моим генералам об исполнении их долга, за нарушение которого они отвечают своею головою.

— Если я и сделала лишнее, — возразила Екатерина Алексеевна, — то сделала это лишь в интересах вашего императорского величества; я сделала это в то время, когда многие сочли нужным позабыть, что их государыня императрица ещё жива.

— О, ты подумала об этом! — иронически произнесла Елизавета Петровна. — Ты была умна и предусмотрительна.

— Я ожидала, что вы, ваше императорское величество, будете обвинять меня на основании моего письма к фельдмаршалу Апраксину... Но теперь довольно! Ещё раз, в последний раз, повторяю вам свою просьбу: я могу выбирать лишь между её исполнением и тюрьмою, всякое продление этой сцены недостойно ни вас, ни меня.