Грегор Самаров - На пороге трона

Елизавета Петровна сложила руки, и её губы прошептали краткую, тихую молитву.

Все присутствовавшие были глубоко потрясены; каждый чувствовал, что произошли громадные перемены в общем положении.

— Ваше императорское величество! — сказал майор Пассек. — Вы изволили приказать мне передать вам бумаги и корреспонденцию фельдмаршала Апраксина... Вот они.

С этими словами он передал императрице запечатанный пакет, который нёс под мышкой.

— Вы, как и всегда, отлично исполнили свою обязанность, — сказала Елизавета Петровна, взяв у него бумаги и окинув блестящим взором великого князя. — Вы приобрели себе новое право на мою благодарность, с чем все, конечно, согласны; вы любите свою родину и способствуете мне поддержать и приумножить её величие и славу... Я полагаю, вы будете довольны, господа, — продолжала она, обращаясь к графу Эстергази и маркизу де Лопиталю, — имея возможность известить своих повелителей, что все причины недоверия, возникшего было между мною и моими высокими союзниками, исчезли.

Оба дипломата молча поклонились; даже и они были так взволнованы неожиданными, потрясающими известиями, только что дошедшими до них, что ничего не ответили на слова императрицы.

Елизавета Петровна бросила взор на бумаги, которые держала в руках, и сказала:

— Известия, которые только что получены мною и которые не должны более быть тайною ни для кого, требуют нескольких минут обсуждения, чтобы, судя по ним, дать мои повеления. Пусть все спокойно останутся здесь; я не желаю, чтобы было заметно моё отсутствие. Пусть бал начнётся и спокойно идёт своим чередом, пока я снова не возвращусь сюда.

Обер-камергер сделал знак, музыка заиграла, пары приступили к танцам; между тем императрица, снова указав, чтобы никто не следовал за ней, проследовала в свои покои.

Пассек с военной выправкой подошёл к великой княгине и едва слышно, так чтобы никто из окружающих не мог разобрать его слова, произнёс:

— Вы можете быть спокойны, ваше императорское высочество, я поклялся вам в своей преданности и вечно буду держать своё слово... В руках государыни императрицы не находится ничего опасного для вашего императорского высочества.

Екатерина Алексеевна, бледная и потрясённая мрачным отчаянием, взглянула на Пассека широко раскрытыми глазами; её взор засиял, в нём снова засветились отвага и решимость.

— Я очень благодарна вам, — так же тихо ответила она, — настанет время, когда я буду в состоянии вознаградить вашу верность.

Твёрдыми шагами, гордо и уверенно направилась она через зал к дверям, которые вели к покоям императрицы. Два часовых из числа лейб-кампанцев её величества, стоявшие здесь, удивлённо взглянули на неё, но всё же не осмелились задержать супругу наследника престола, так как у них не было точного приказа государыни, который уполномочивал бы их на это.

Екатерина Алексеевна беспрепятственно прошла ряд покоев, пока не достигла приёмной государыни, где её встретила совсем испуганная камеристка. Но великая княгиня даже не приостановилась и, твёрдою рукой открыв дверь, вошла в комнату государыни.

Елизавета Петровна была совершенно одна в этой большой, продолговатой комнате и сидела перед огромным столом, на котором в двух канделябрах горели свечи. Она вскрыла пакет, до ставленный майором Пассеком; пред нею были разложены бумаги, и она усердно занималась пропитыванием их. Она удивлённо взглянула на великую княгиню, вплотную подошедшую к столу и остановившуюся в световом пятне, разливаемом свечами.

— Я желала быть одна, — строго произнесла императрица, — я приказала никому не следовать за мной.

Екатерина Алексеевна с твёрдым спокойствием заявила:

— Я не прошу о прощении у вашего императорского величества в том, что поступила вопреки вашему повелению, так как считаю священным долгом в отношении себя и русской короны высказать вашему императорскому величеству просьбу, немедленное исполнение которой навсегда избавит вас от необходимости подобными приказаниями оберегать себя от моего присутствия.

— Не думай, — сказала Елизавета Петровна, — что подобный тон оскорблённой невинности в состоянии произвести на меня впечатление. Ты намеревалась таким образом добиться случая поговорить со мной; пусть будет так, предоставляю тебе его, но лишь прошу тебя помнить о том, что ты стоишь перед императрицей-судьёй.

— Я не боюсь никаких судей, — возразила Екатерина Алексеевна, — и признаю в вашем императорском величестве судью в отношении меня лишь как российской великой княгини; но я явилась сюда, чтобы объявить вам, что с этой минуты я отказываюсь от этого сана; теперь я — лишь принцесса Ангальт-Цербстская, то есть немецкая княгиня, которую властны судить лишь её собственный род и немецкий император... Я прошу вас, ваше императорское величество, отпустить меня и отдать повеление, чтобы меня доставили к прусской границе; оттуда я сама сумею найти себе дорогу.