Татьяна Назаренко - Минос, царь Крита

Я чувствовал себя богом. И для этого мне не нужно было решение Зевса.

Когда очередь рассказывать дошла до мессера Джованни, он, подумав, начал так:

«Раз уж наш разговор зашел о том, как силы божественные, или напротив, дьявольские вмешиваются в жизнь человека, то я расскажу вам о моем знаменитом соотечественнике, Данте Алигьери, что написал комедию, признаваемую тонкими ценителями поэзии божественной. Хотя многие неученые люди и полагают, что мессер Алигьери сам видел круги ада, которые так живописал в своей поэме, что невозможно читать их без содрогания, мне не приходилось слышать, чтобы он надолго впадал в беспамятство и обмирал, как случается с теми людьми, которые побывали, по попущению Божию, в аду или в раю и вернулись живыми. Если же и были ниспосланы ему видения, то он созерцал их духовными очами и потом, в меру своего таланта, смог запечатлеть на бумаге. Тем не менее, ему все же довелось столкнуться с теми, кто знает о владениях Люцифера не понаслышке. Об этом я слышал от сына мессера Данте Якопо, а тому, в свою очередь, рассказывал сам отец».

Случилось это в последний день перед Великим постом, в Равенне, где, как вы знаете, наш великий соотечественник нашел приют в изгнании.

Всем вам известно, что празднества и карнавалы, которые устраиваются накануне Великого поста, зачастую переходят всяческие границы приличия. Будучи человеком весьма набожным, мессер Данте счел за благо в этот день покинуть город рано утром, и целый день предавался досугу, прогуливаясь в одиночестве за городом. Когда же он увидел, что солнце скоро начнет клониться к закату, то поспешил домой, чтобы успеть засветло. И хотя он выбирал не самые людные улицы, но так случилось, что почти у самых ворот его нагнали гуляки, сбившиеся в толпу и плясавшие морриску. Вернее было бы сказать, что некогда они начали плясать этот буйный танец, но, разгоряченные весельем и вином, вскоре утратили чувство меры, и теперь уже каждый выкидывал коленца, как ему заблагорассудится, едва ли слушая музыкантов, которые то ли от опьянения, то ли от усталости, играли весьма нестройно.

Предводительствовали этими гуляками двое юношей в масках, изображавших бесов. Одеты они были в очень короткие камзолы — настолько короткие и плотно облегающие, что мессер Алигьери принял бы их за мимов, если бы одежды их не были сшиты из самого добротного сукна, бархата и шелка. Да и украшения, несомненно дорогие, вряд ли могли принадлежать бродячим артистам. Оба юноши были весьма хорошо сложены и, несмотря на то, что вели они себя отнюдь не подобающим образом, мессер Алигьери решил, что они — знатного рода.

Желая из свойственного человеческой натуре любопытства узнать, чьи же сыновья эти двое, он стал пристально разглядывать их. Один из ряженых отличался более высоким ростом. Он изображал, должно быть, Вакха, поскольку лицо его скрывала харя с румяными толстыми щеками и осоловелыми глазами, на плечах болталась сделанная из шелка гирлянда в виде виноградной лозы, а в руках он держал некоторое подобие тирса. Второй был мал ростом, как если бы еще не достиг полного возраста, тонок и гибок. Голову его закрывала маска в виде оскаленной морды, наподобие песьей, над которой возвышались серебряные рога. Довершала этот устрашающий облик белая грива, спадавшая ряженному до пояса. К камзолу сзади был пришит длинный хвост. Этим хвостом он, действуя наподобие плети, весьма ловко захлестывал то одного, то другого гуляку и выкрикивал:

— Ты отправишься в пекло на два круга! А ты — на три.

— Ты милосерден! — кричали ему иногда, — Отправь его глубже!

Очевидно, несмотря на устрашающий вид маски и зловещие предсказания, гулякам это казалось смешным, и некоторые нарочно подбегали к нему и просили вынести им приговор. И каждый новый выкрик низкорослого сопровождался неистовым хохотом.

Мессер Алигьери, как ни старался, не смог признать в этих беспутных гуляках кого-либо из своих знакомых. Те же, отплясывая, все продвигались по улочке с богохульными шутками и, поскольку та была узка, все случайные прохожие были вынуждены следовать за безумным шествием — желали они того, или нет. Мессер Данте хотел ускорить шаги, потому что почитал неуместным для себя идти в такой буйной толпе, но он был уже немолод и утомлен прогулкой. Безумцы нагнали его, и он не успел опомниться, как неистово пляшущие пары оттеснили его куда-то в середину сборища.