Абрам Каган - Преступление и совесть

Курсистка рассмеялась, и чем сильнее нарастал гнев Чаплинского и чем сильнее он злился, тем громче смеялась она.

В это время в комнату ворвался Анатолий Шишов и, подойдя к Чаплинскому, выпалил:

— Господин прокурор, я все время следил за нею.

— А вы кто, господин студент? — спросил Чаплинский, разглядывая мундир.

— Я — Анатолий Шишов, родной брат задержанной.

Настя с презрением посмотрела на брата, затем отвернулась от него.

— А какое отношение вы оба имеете к Леонтию Ивановичу? — спросил Чаплинский.

— Леонтий Иванович наш отец, — бодро ответил студент, — наш родной отец, господин прокурор.

— Вот как… Забавно! — Чаплинский кивнул приставу, подзывая его к себе, и прошептал ему что-то на ухо.

Не оглядываясь на молодое поколение Шишовых, прокурор быстро вышел.

— Подлец! — крикнула Настя Анатолию после ухода прокурора. — Мне стыдно быть твоей сестрой.

— Зато ты обрадуешь нашего отца, — хладнокровно ответил Анатолий и вышел, оставив сестру с приставом.

Как всегда в это время, Серафима Гавриловна легла бы уже спать, но поскольку мужа и обоих детей еще не было дома, она решила дождаться их. Что же такое случилось? Серафима Гавриловна знала, что в городе сейчас неспокойно. Прислуга, вернувшись утром с рынка, принесла тревожное известие: усиленный полицейский конвой шарит по улицам и разгоняет прохожих по домам. В некоторых домах даже обосновались конные казаки с пиками в руках. Не позволяют собираться группами.

Серафима Гавриловна радостно встретила мужа:

— Ну, слава богу, хоть ты благополучно вернулся.

— А что случилось? — удивился Леонтий Иванович.

— Дети наши еще не пришли!

— Придут, уже не маленькие, — успокоил Леонтий Иванович взволнованную жену.

— Какая-то тревога у меня на душе…

— Успокойся и ложись отдыхать.

Но она не легла и после того, как Леонтий Иванович поужинал и, просмотрев газеты, прилег на диван в столовой. Часов в двенадцать, услышав сквозь легкую дремоту, что жена все еще ходит от одного окна к другому, он медленно поднялся с дивана, взглянул на карманные часы. «Действительно, уже поздно», — подумал он, а потом спросил у жены:

— Их все еще нет?

— Нет ни Насти, ни Анатолия.

— Обоих? Странно, — он пожал плечами и хотел уйти в спальню.

— Не понимаю, — сказала Серафима Гавриловна, — как ты можешь спокойно спать, если с детьми что-то случилось.

— Почему ты думаешь, что что-то случилось?

На этот вопрос Серафима Гавриловна не ответила. И начала натягивать чепец.

— Вот так, готовься ко сну и не выдумывай нелепостей.

— Нелепости… это отец позволяет себе так говорить? — Подняв встревоженные глаза на настенные часы, она проговорила: — Скоро час ночи… Говорю тебе, Леонтий, у меня на сердце неспокойно.

Недовольно посмотрев на жену, Леонтий Иванович вышел.

Надев чепец, Серафима Гавриловна села на стул с намерением дождаться хотя бы кого-нибудь из детей.

Вскоре прозвенел звонок. Серафима Гавриловна торопливо направилась к двери. Перед ней предстал Анатолий с глупой улыбкой на пьяном лице.

— Где Настя? — спросила мать.

Этот вопрос слегка отрезвил парня.

— Настя? Почему ты спрашиваешь меня о Насте? Спроси у прокурора Чаплинского.

— Что ты болтаешь? — почти вскрикнула мать. — Леонтий, пойди-ка сюда поскорее!

Послышалось шарканье домашних туфель. В столовой, куда Леонтий Иванович вошел вслед за женой и сыном, сразу стало очень светло. Это поднялась прислуга и зажгла большую люстру.

— Что за иллюминация? — Леонтий Иванович закрыл глаза руками. — Выключите!

Серафима Гавриловна быстро погасила большую люстру и с отчаянием проговорила:

— Послушай, Леонтий, что говорит Анатолий. — Взяв сына за руку, она подвела его к отцу. — Рассказывай.

— Что там рассказывать? — нагло ответил он. — Она крамольница. Я сам сказал об этом Чаплинскому…

— Что ты сам сказал?! — нетерпеливо, что было совсем не характерно для него, крикнул Леонтий Иванович. — Глянь, — кивнул он жене, — он ведь едва стоит на ногах, твой Илья Муромец… — Леонтий Иванович схватил сына за руку и потащил к дивану. — Садись и рассказывай толком.

— Сейчас. — От того, что отец вел себя так необычно, Анатолий несколько пришел в себя, вытаращил глупые глаза и начал рассказывать: — Настя хотела спасти своего кучерявого кавалера — студента Ратнера. Листовки они распространяли… пристав задержал их, а Чаплинский… — Анатолий замолчал.