Евгений Положий: Иловайск: рассказы о настоящих людях

— Я готов, Елена Николаевна. Давайте поскорее, а то тут машины ездят по дороге, очень на меня странно оттуда смотрят, как бы неприятностей мы не нашли на свою голову.

— Правую руку посмотри. Там, на запястье у него большой шрам — это он с мотоцикла в седьмом классе упал, когда... А выше — большая родинка. — Ей хотелось рассказать о сыне все, до малейшей детали, которую она вспомнила этой ночью.

— Елена Николаевна, тут на запястье — большая татуировка, даже не разберу, что именно, какая-то абракадабра, то ли солнце, то ли колесо с иероглифами. Даже я таких не знаю. — Паша, зажав нос, наклонился к телу. — У него есть золотые зубы?

— Нет. Он только три пломбы себе, как женился, поставил, а до свадьбы к стоматологу он и дороги не знал...

— Тут два зуба золотых справа внизу... — Паша уже понимал, что это не тот, за кем он ездил, но не хотел в это верить.

Не хотела в это верить и Елена Николаевна. Но сердце ей подсказывало, что это, к сожалению, правда, и ощущение беды нахлынуло на нее с новой, беспощадной силой.

— Это не Андрей, — сказала она. — Не Андрей! Где мой сын? — и, теряя равновесие, тихо ойкнула и упала на колени около дивана.

Паша стоял на обочине возле своей белой «копейки» с раскрытым гробом на багажнике, в котором лежало тело неизвестного украинского солдата, которого он сегодня ночью собственноручно выкопал. Если сейчас по дороге проедет военный патруль и спросит у него, что здесь происходит, то объяснения могут затянуться. Ситуация пахла очень большими неприятностями, и Паша мгновенно потерял свою уверенность: еще минуту назад он делал благородное дело, помогая вернуть солдата родителям, а сейчас в глазах посторонних превратился в обычного торговца телами погибших. Осо­знав эту ситуа­цию в полной мере, он лихорадочно стал набирать номер Стаса.

— Да, — сонно ответил тот. — Извини, заспал, перебрали вчера мальохо. Ты уже тут? Я через пять минут буду готов, подъезжай знаешь, куда?

— Не торопись, братан, — Стас весь сжался, как пружина. — Тут такое дело... — он коротко, без ночных приключений, изложил суть дела.

— Охереть, — сказал Стас. — Я тебе через минуту перезвоню.

Минута тянулась, как час. За это время по трассе проехало несколько автомобилей, в том числе два военных. Паша не сомневался, что о белой «копейке» с гробом на крыше уже докладывают, куда следует.

— Значит, так, — сказал через пять минут Стас. — Закрывай гроб и оставляй его там, на обочине.

— Не понял, — удивился Паша. — Давай я его лучше в посадку спрячу.

— Не надо в посадку, там могут не найти, да и на растяжку нарвешься. Я думаю, что ты все правильно сделал, просто в могиле оказался не Андрей, а тот парень из батальона «Киев-1», который рядом в «камазе» сидел, нам так и рассказывали. Ему тоже полголовы снесло, то есть характер раны одинаковый. Поэтому ты записку напиши, кто он такой и откуда он там взялся, и в гроб ее положи, а сам давай за мной. Матери там совсем плохо...

Паша подумал, что написать, и полез искать в бардачок ручку или карандаш. Как назло, среди всякого хлама нужная вещь не хотела находиться, и Паша зло ругался и нервно посматривал на дорогу, не идет ли сюда кто-нибудь, чтобы задать вопрос: «А откуда это у вас в гробу, молодой человек, покойник? Давайте-ка разберемся, где вы его выкопали!» Но никто, к счастью, не шел. Паша, найдя, наконец сломанный карандаш, послюнил огрызок и вырвал из простой школьной тетрадки, которая неизвестно как тут оказалась, листочек, и написал: «Боец батальона «Киев-1». Погиб под Н. 29.08». Листочек положил в гроб, под сложенные на животе руки бойца, на гроб тут же, на багажнике, закрепил крышку, и опустил аккуратно на землю. Поставил вдоль обочины, метра два от проезжей части так, чтобы можно было, проезжая мимо, увидеть, а сам быстро прыгнул в машину и ударил по газам.

Воздух буквально звенел от тревоги и напряжения. Даже на главных улицах и широких проспектах, несмотря на вечер и опускающуюся прохладу, редкие прохожие спешили поскорее убраться с открытого пространства. Пустовали летние кафе и лавочки в скверах, немногочисленные маршрутки и машины шмыгали в переулки, будто боясь показаться на глаза, но их мало кто ждал на остановках общественного транспорта. Город словно вымер. Во­круг стояла такая тишина, какой никогда еще не бывало в миллионном городе, словно жители в один день покинули его навсегда. Люди ждали известий. Не из телевизора, нет — от своих родных и знакомых, которые сейчас воевали в зоне АТО и знали реальную ситуацию на фронте значительно лучше, чем журналисты и политики. Часть этих солдат уже привезли в госпитали и морги Запорожья и Днепропетровска, и по городу мгновенно разлетелись слухи о десятках грузовиков с убитыми в «Иловайском котле». Счет шел на часы. Наступление российской армии разлило страх и ненависть по городам украинского юга. Люди опасались полномасштабного вторжения, и по раскаленному палящим солнцем асфальту расползалось, шипя, ощущение грядущей беды и большой войны. Каждый житель города готовился к ней по-своему и сам принимал решение: уехать вместе с семьей, встретить россиян, как освободителей, или взять в руки автомат.