Евгений Положий: Иловайск: рассказы о настоящих людях

— Зачем тебе?

— Просто. Интересно.

— Андреем. Ты документов в форме точно не находил, когда шмонал? Военного билета, водительского удостоверения?

— Не. Только деньги и перочинный нож.

— Может, выронили? Посвети тихонько фонариком на землю. Должны же, по идее, при нем быть.

— Может, в яме обронили?

— Скорее всего. Возвращаться не будем. Мало ли. Поднимай ящик, тяжелый он, осторожно.

Последний украинский блокпост Паша проехал к шести утра, уже начинало светать. Везде — и на сепарских блокпостах, и на украинских — ему задавали вопросы, проверяли машину, открывали гроб и даже сравнивали фотографию на паспорте Гончарука с лицом покойника. Никто сходства не заметил, впрочем, как и различий — лицо покойника опухло и посинело, а с паспортной фотографии смотрел молодой двадцатипятилетний парень. Как тут понять? Но нервы потрепали так, что пришлось отдать все сигареты и всю воду, а укропам еще и приплатить — говорить, что везет военного, он опасался, еще скажут, что сам убил. Ближе к утру Паша почувствовал, что силы на исходе. Он мечтал быстрее добраться до Старобельска и передать руль отдохнувшему Стасу. Но до Старобельска еще пилять и пилять, поэтому он съехал с дороги и, рискуя нарваться на растяжки — впрочем, Паша находился в таком состоянии, что ему, кажется, все было уже по барабану, — остановился вздремнуть на обочине.

Разбудил телефонный звонок. Сквозь сон показалось, что это работают минометы, и захотелось спрятаться под сиденье и там доспать — от этой нелепой мысли Паша и проснулся. Достал телефонную трубку из кармана — семь часов двенадцать минут, то есть спал он больше часа — звонила Елена Николаевна, уже несколько пропущенных:

— Паша? Алло! У вас там все в порядке? Звоню Стасу — не могу дозвониться! Ты где?

«О, этого еще не хватало! — подумал он. — Чтобы Стас того... накрылся».

— Я в дороге, — ответил. — Все нормально, груз у меня. На блокпосту сейчас, проверка идет. Мы уже на украинской стороне, не волнуйтесь.

Елена Николаевна немного помолчала. Ей нужна была пауза, чтобы смириться с мыслью, что тело ее сына не перемещается сейчас стремительно по направлению к дому, а проходит очередную проверку.

— Я сейчас сам Стасу позвоню, и сразу за ним на Старобельск. А потом — по плану, — попытался успокоить ее Паша. — Все будет нормально, не переживайте.

— Паша, — спросила осторожно Елена Николаевна, — а ты уверен, что это Андрей?

— Мне место показали, по описаниям все сходится. С карточкой сравнивали из паспорта, но темно там, да и состояние тела... Елена Николаевна, думаю, все нормально, без проблем. Я...

— Паша, я хочу, чтобы ты сейчас посмотрел на него. Я тебе приметы скажу — у Андрея родинка есть на руке, потом еще...

— Не-не-не, Елена Николаевна! Вы что! Я гроб так закрыл — зубами крышку не оторвешь! Он наверху, привязан — как я на машину полезу? Тут люди кругом, не!

— Паша, а если это не он?

Паша похолодел. Действительно, а если? Такая мысль не приходила ему в голову — он шел четко по плану, шаг за шагом, им очень везло всю дорогу. Нет, это невозможно.

— Нет, это невозможно! — сказал он.

— Паша, а если ты приедешь сюда, а там — не Андрей? Ты представляешь, что со мною будет? — голос Елены Николаевны дрожал. — Давай сейчас посмотрим. И я успокоюсь, и ты уверенно дальше поедешь.

Паша поморщился, словно ударился больно локтем о стену. Он представил себе даже не то, что будет с Еленой Николаевной, а то, что произойдет с ним, если вдруг — вдруг! — он действительно привезет в село не Андрея Гончарука, а кого-то другого:

— Хорошо, Елена Николаевна. Я сейчас отъеду подальше отсюда и вас наберу.

Но сначала он позвонил Стасу — безрезультативно, и сделал два осторожных шага от машины в сторону посадки и помочился. «Как можно сюда было заехать? — удивлялся он своей ночной беспечности. — Сейчас взорвется граната — и уже двоих домой в одном ящике повезут, и то — частями». С трудом он наклонил одной стороной гроб на багажник и там вскрыл крышку монтировкой — тошнотворный запах ударил в лицо, и Паша срыгнул ночным кофе и бутербродом с колбасой и маслом. «Тяжело с раннего утра такими делами заниматься». Он закурил третью подряд сигарету. Перед ним в гробу лежало синие, раздувшееся тело, лицо, по сравнению с ночью, кажется, опухло еще больше, рот был приоткрыт, и Паша разглядел справа внизу два боковых золотых зуба. Верхнюю часть головы, точнее, то место, где она должна находиться, он еще ночью прикрыл тряпками.