Алексей Чопорняк - Орлы златого века Екатерины

Во всей истории сражений
По неприступности рвов, башен, стен,
По мужеству участников и драматизму схватки,
По напряженью сил,
Наверное, не встретишь битвы
И ревностной за павших в ней молитвы,
Какой была за крепость Измаил.

И Измаил отныне
Мрачною скалою,
Огромной тучей грозовою,
Как призрак полуночный, нависая
Над бездною, над кручею Дуная,
Расплатою России угрожая,
Возвысился Османскою твердыней,
Он как кинжал, приставленный к подбрюшию России,
Захватывает дух, когда отсюда глянешь вдруг
Ты на десятки верст вокруг.

Султан Селим – и полководцы рядом с ним
Надежды все свои связали с нею,
С непобедимой крепостью своею.

Cредь драгоценостей, как жемчуг самый крупный,
Он крепостью казался неприступной
Английских мастеров, французских инженеров
Строительный фортификационый гений
Стал воплощеньем лучших достижений.

Семикилометровый мощный вал,
Что гребнем чуть не в тучи упирал,
Всю крепость ограждал собою,
Высокой неприступною стеною
С глубоким у ее подножья рвом,
До самых до краев заполненным водою.

И семь одетых в камень бастионов
Собой напоминали семь голов дракона,
И даже у людей бывалых и служилых
При виде сем кровь замерзала в жилах.

Несокрушимость Измаила —
Речной флотилии турецкой мощь и сила
И крутизна дунайского обрыва —
Чтоб под прицелом день и ночь держать
Дунайскую речную гладь.

Но и ее пришел черед —
На Богородицы покров
Отчаянной отвагой русских храбрецов
Флотилии турецкой мощь и сила
Во глубине дунайских вод
Бесславную нашла себе могилу.

Но Измаил по-прежнему и грозен и силен,
И пушками бендерский бастион
Поспешно многократно укреплен,
Над водами Дуная сохранив господство —
Над русскими бесспорно превосходство.
К тому ж осада Измаила затянулась
Двукратная попытка крепость штурмом взять
Тяжелой неудачей обернулась,

Так русский в воздух поднятый кулак
Для нанесения врагу смертельного удара
Вдруг опустился и обмяк,
С Россией раньше так не раз бывало,
Когда решимости у ней не доставало.

Я был бы тут отметить рад:
Когда в армейском руководстве
Дела идут на лад,
То это чувствует тотчас любой солдат
И, применяя всю свою сноровку,
Мастерство, уменье,
Настойчиво готовится к сраженью.

Зато ему сполна хватает лиха,
Когда в войсках царит неразбериха,
Три главных высших командира, осадой ведая, —
Имен не буду называть,
Чтобы на память их хулы не навлекать —
Из тайной гордости, боязни
Злых языков публичной казни —
Чтоб невзначай не уронить честь русского мундира,
Ведут себя надменно, горделиво.

Тут – кстати иль не кстати – и у меня хромает стих,
В отдельности взять каждого из них —
Не скажешь ничего,
Чтоб опорочить было чем его:
Заслуженный и честный воин
И похвалы вполне достоин,
Но могут ли они
Вступить с врагом в смертельный бой,
Коль не поладят меж собой?

Раз в руководстве нет согласья
Знай – безвозвратно улетит
Победы птица, радости и счастья!

Несчастье слабую всегда отыщет точку,
Не даром говорят, что беды не приходят в одиночку.

Казалось бы, сама природа
На осаждавших Измаил
Вдруг ополчилась непогодой:
В степь бессарабскую к дунайским берегам
Пришел декабрь с жестокими ветрами —
Барьера нет для них на сотни верст вокруг —
С насквозь пронизывающими холодами,
К тому ж, кругом шаром хоть покати, дров нету
ни шиша
В костер подкинуть, кроме камыша,
И замерзает тело и душа.

Одна шинель, и не во что теплей одеться,
Когда спиртного нет, чтоб внутрь принять
Или хотя бы растереться.
Лишь трубочкой, солдатской острой шуткою
иль прибауткой он
попробует подчас согреться,
Никак нельзя солдату унывать,
Чтоб в душу грусть-печаль не допускать.

Но как не приуныть, пошли болезни
Помрет, случится, новобранец —
Тяжелый слишком для него
Солдатский оказался ранец —
С кадилом и молитвой в дальний путь
по чину отпоет его священник полковой.

Шинелькою своей его накроют
И тут же здесь в сырой земле зароют.

А по степи воловьей тягой,
Телегу волоча по ямам и оврагам,
Из местных маркитант
Солдатский доставляет провиант
С большими перебоями и опозданьем,
Что скоро обернется голоданьем.