Алексей Чопорняк: Орлы златого века Екатерины

Разрушив все отцовские надежды,
Весь его уклад, все упованье,
Он причинил отцу своему невыразимые страданья.

Отец остался брошен, одинок,
А сын в первопрестольную ушел,
Не заплатив оброк!

Но ведь и сын все эти годы не менее отца страдал,
Он все подробности при этом вспоминает,
переживает, тем более, что о судьбе отца он ничего
не знает.

Михайло, всю жизнь свою отдав науке,
Родине, Отчизне, Богу,
Вину перед отцом свою, быть может, искупил,
Хотя б частично, хоть немного.

Все эти годы не менее страдал он от разлуки
с любящей, преданной ему Кристиной,
Своею драгоценной половиной!

Дорога в дюнах все еще длинна,
И испытаний чаша все еще не выпита до дна!
А денег у него как не было, так нет,
И не на что купить обратный для него
На Родину билет.

А где их взять, не знает,
К тому ж от Генкеля на просьбу на свою
Отказ он получает.

На просьбу о деньгах откликнулся Шумахер
И, видимо, не зря,
Михайло вскоре поднимется на борт плывущего
в Россию корабля.

Корабль плывет, а он в каюту все нейдет,
Туда вернувшись, под утро в сонную дремоту
погружен,
Он видит странный и – как оказалось позже —
вещий сон.

Он очутился вдруг на острове, затерянном в волнах,
далеком, пустынном, мрачном, одиноком,
Где, кроме скал и грохота прибоя,
Ни глаз ни слух ничто не различал.

Предчувствием каким-то тягостным томим,
В молчании глубоком, он тихо, медленно идет
По полосе прибоя одиноко,
И вдруг, внезапно видит пред собою
Отцовский челн, тот самый галиот,
Который, как помните вы сами,
Был сделан до последнего гвоздя
Отцовскими руками.

Волной морской на скалы выброшен
И бурей вдребезги разбит,
Теперь совсем уже скелет и инвалид,
Из коего обломок мачт и сломанный штурвал торчит.

Но что же там чернеет впереди?
Михайло невольно ускоряет шаг,
Подходит ближе, ближе,
Он видит чей-то бездыханный труп,
Его пытаясь разглядеть,
Склоняется к нему все ниже, ниже,
Пред ним он, стоя на коленях, узнает —
Уж нет сомненья боле,
Знакомые и близкие до боли
Черты лица родного, им любимого отца.

Так вот где он нашел свою могилу!
Здесь, вместе со своим челном,
Когда то смело море бороздившим,

И вместе с ним теперь навек почившим.
И в этот миг Михайло вдруг проснулся,
В поту холодном он очнулся
И долго уж потом уснуть не мог.
На палубу поднявшись,
У борта долго он еще стоял,
Пока совсем уж не продрог,
Пока не заалел восток.

Позднее он расскажет сон свой землякам —
Архангельским и холмогорским рыбакам.

И в тот же самый год они на остров тот, конечно,
приплывут,
И там – о чудо – труп отца его найдут,
И там его и похоронят.

И там на берегу, над одинокою отцовскою могилой
Поставят дубовый, камнями укрепленный крест,
И издали он будет виден всем окрест,
И морякам, и чайкам, и пассажирам, рыбакам —
Всем, кто здесь когда-нибудь иль пролетит иль
проплывет.

Корабль уж к пристани кронштадтской пристает,
Причалить капитан команду подает.

И вот нога Михайлы
Уже ступила на российский берег!
Он жив, он полон сил, энергии,
Опять он счастлив!
Разве в это кто поверит?
Его ждут новые дела, открытья, испытанья,
Увы, при этом неизбежные и муки и страданья.

Как гладиатор, с судьбой Михайло бился
Не жалея сил,
И наконец судьбу он победил!
Вернулася к нему былая мощь и сила
Когда нога его на землю русскую ступила!