Софы Сматаев - Песнь моя — боль моя

Весенним ручьем звенела эта мелодичная песня, когда ее запел высоким голосом молодой джигит. Все остальные, до сих пор подпевавшие хором, теперь замерли, затаив дыхание. Их восхищенное молчание само говорило за себя — пусть поет он один, песня нашла мастера. Все завороженно смотрели на губы певца, а когда, после припева:

мелодия, взвившись ввысь, плавно опустилась на землю, оборвавшись на трепетной, неуловимой ноте, собравшиеся захлопали в ладоши, взволнованно загудели:

— Настоящий иноходец!

— Даже стук копыт слышен!

— Вот как надо петь!

Корабай с интересом глядел на них, а сам был задумчив. У свободных людей и песни раздольные, в них светится душа народа, открытая, радостная. В ней и вдохновенье и способность к благодарности. Те, кто умеют до упада веселиться, всегда щедры с друзьями, а к врагам непримиримы. Их песни, их талант дают им силу и стойкость на бранном поле. Как неожиданно раскрылось в песне достоинство и благородство! Обычай предков сплотил рассыпанные по степи племена, сделал этих людей честными, великодушными. «Они развеяли мое одиночество, — думал Корабай. — Какой враг сможет поработить их, когда свобода и честь для них — святая святых, такие люди не покорятся. Жестокость не возвышает, она выжигает человеческое сердце, как июльский зной траву. Захватчики ойроты вероломны, но у них нет ничего сокровенного. Подлость склоняется лишь перед коварством. А у коварства руки коротки. Трудно одолеть такой талантливый народ».

Домбра шла по кругу, переходила из рук в руки. Наконец дошла очередь до джигита-гостя.

Корабай сник и растерялся. Его музыкой был ветер в степи, не тужил он, сидя в седле, а вот петь не научился. Его высокий лоб покрылся испариной. Корабай признался, что не умеет играть на домбре. Парни и девушки, посмеиваясь над его смущением, не отступали от него:

— Любой джигит может наиграть кюй!

— Или пропеть петухом!

— Дайте ему домбру!

И тут Корабая выручила молодая женщина по имени Балаим.

— Да уймитесь вы! — Она замахала руками. — Мы же не дикари, чтобы не уважать гостей. Я спою за него.

Расшумевшаяся молодежь сразу затихла.

Корабай внимательно и благодарно смотрел на Балаим. Траурный платок покрывал ее голову, глаза были печальны. Джигит залюбовался ее плавными движениями.

— Давно мы не слыхали песен тети Балаим.

— Спой, женеше {17} 17 Женеше — почтительное обращение к жене старшего. .

Балаим взяла домбру.

Рокот голосов смолк.

Песня, льющаяся из скорбящей души свободно, словно густое молоко из чаши, с первых же слов покорила слушателей. Неунывающая сноха до сих пор никому не открывала свое сердце, печальная песня естественно, будто вздох, вырвалась из груди, и все вдруг поняли ее состояние. Балаим никогда не жаловалась на свою судьбу; как любящая жена, свято хранила память о муже, а теперь этой грустной песней словно просилась у родных и сверстников на волю. Никто уже больше не пел после ее песни, праздник пошел на убыль. С того дня постоянно встречались взгляды Балаим и Корабая. Всякий раз затаенные огоньки вспыхивали в ее глазах, сменив робость и печаль, да и взор джигита загорался тревожным пламенем пробудившегося чувства. Видно, неспроста глядели они так друг на друга.

После праздничного тоя {18} 18 Той — пир, торжество, празднество. в честь его новорожденного сына Жомарт позвал Балаим, чтобы поговорить наедине. Посасывая тертый табак, он одиноко сидел в своей большой юрте. Балаим была вдовой его родного брата по имени Самат и уже второй год носила траур. Когда исполнилась годовщина, после поминальной тризны Жомарт сказал:

— Теперь ты свободна, поступай как хочешь.

Но Балаим склонилась перед ним:

— Коке {19} 19 Коке — отец, папа; редко — дядя. , когда выходила замуж, я навсегда приехала сюда. Здесь мой дом. Куда же я пойду? Позвольте мне остаться тут как вашей дочери. Вы никогда меня не обижали. Я вышла замуж за Самата по любви и хочу остаться верной его памяти. Никого другого мне не надо, — чуть ли не плакала она.

И своих алчных родственников, вроде Мукатая, учуявших добычу и приехавших за ней, Балаим твердо осадила. С тех пор Жомарт проникся уважением к невестке, отечески заботился о Балаим, выделил ей долю, поселил неподалеку от своей просторной белокрылой юрты. А сегодня он пригласил ее, чтобы вручить заботам невестки своего новорожденного последыша Жаунбая. Жомарт хотел хоть чем-то утешить Балаим, скрасить ее вдовьи дни.