Софы Сматаев - Песнь моя — боль моя

— А ты что думаешь, Мукаш?

— О чем ты? — опешил Мукатай.

— Этот верблюжонок вырастет, верно? За годовалого я получу кобылу, так? Пускай двухлетку. Двухлетка должна ожеребиться. А жеребенок станет стригунком, потом трехлеткой, трехлетка — скакуном, да? И вот я на своем коне, откинув гордо малахай, проедусь по другим аулам и и спешусь у чьих-то юрт. Как в сказке! Эх, Мукатай! Ведь я лихой наездник. Я знаю в этом деле толк. Из тысячи кобыл, что в табуне батыра, я выберу такую, которая родит тулпара. Да, я ее узнаю. Тулпар, Мукаш, это тулпар! Литые мускулы, грудь в два обхвата, копыта — что твой кулак. Какие ноги! Передние короче задних, а задние могучи и широко расставлены. Ты слышал про такого аргамака? А где его достанешь? Ты ездил на племенных конях? Для скачек — с красивой головой и плавной поступью, с ретивой рысью? Вот так-то, Мукатай. Ты не смотри, что это верблюжонок. Он будущий мой конь. Конь Тасыбека. И ты, Мукаш, еще пришлешь к нему на случку своих кобыл. Получишь племенного жеребенка. Он станет скакуном, ведь верно?

Мукатай лишь криво усмехнулся — пустые бредни бедняги! — затем нахмурил брови.

— Довольно, Тасыбек. Чем языком молоть, поговорим о Коктуйгыне.

— А что там говорить? Да разве у аргынов, у найманов, хоть где сыскать такого скакуна? Кто может с ним сравниться? Да при одном упоминании о Сером Ястребе глотаешь слюни. Вот скоро свадьба у соседа — посмотришь, он на скачках отличится. Недаром Акмурза-батыр его так просит у Жомарта. И Кадырбай — второй сын Жомарта — просил для своего тестя Коктуйгына. Но наш Жомарт — хозяин собственному слову: коня получит Акмурза, но только после скачек. По мне — я б никому его не отдал. Но кто же спросит Тасыбека?

Мукатай молчал, ушел в себя. А мысли его были черны, «Пожалуй, — думал он, — Жомарт сегодня одинок. Он окружен аргынами, их много. И Акмурза — батыр аргынов. Они друзья с Жомартом, но ведь известно — сегодня друг, а завтра недруг. Тут только повод нужен. А там и трещина возникнет, она расширится и углубится, глядишь — расколото единство. — Тут Мукатай невольно улыбнулся. — Еще немного — и разгорится пламя, а ветер далеко разносит искры…»

— Что-то похудел ты, Мукатай. Не обижайся на батыра. Вы же родственники: покричите друг на друга и остынете. И я, бывает, на него сержусь. А что? Бояться мне его? Но не годится, Мукатай, кусать исподтишка всеми уважаемого человека. Волки и те не нападают на вожака. Ты как-нибудь приедешь к нам — я помирю тебя с батыром. Посмотришь — он послушает меня. Ведь вам не все про нас известно. Мы с Жомартом с детских лет дружны. Давай сейчас пойдем. Я пожурю его, и он тебе заплатит штраф. — Тасыбек все больше распалялся. Но тут он снова взглянул на верблюдицу. — Ее послал мне сам аллах! Ты посмотри в ее глаза. Она умней и благороднее людей. Все понимает. Жаль только, говорить не может. А как она привязана ко мне! И белый верблюжонок точь-в-точь такой же, как она. Когда мои верблюды расплодятся, увидишь, Мукатай, я подарю тебе атана {23} 23 Атан — выхолощенный верблюд, самец. . А что, мне жаль? Я знаю, ты не останешься в долгу. Верблюды — это наш бедняцкий скот. На них мы ездим, из шерсти делаем одежду. А что кумыс в сравнении с шубатом? {24} 24 Шубат — кислый, сильно пенящийся напиток из цельного верблюжьего молока. Вода. Как хорошо, что ты ко мне приехал в такой счастливый день. Пойдем, я угощу тебя. Не так уж беден Тасыбек, чтоб гостя не принять.

— Спасибо, мне надо ехать.

Тасыбек помог ему усесться на коня, пощупал притороченный бурдюк.

— Кумыс?

— Да.

— Я слишком много говорил, внутри все пересохло. Как много у тебя кумыса! Ну, добрый путь, Мукаш!

Тот дернул за поводья.

— Запомни то, что я сказал, — не унимался Тасыбек.

— Что?

— Уже забыл? Что я отдам тебе верблюда. Могу и верблюдицу. Ты будешь пить шубат, шубат жирней кумыса, хотя в жару… кумыс приятней. Я прав, Мукаш?

Костя́ в уме всех предков Тасыбека, Мукатай подал ему бурдюк.

Тасыбек стал жадно пить.

«Вот глотка! Такой все выпьет».

Мукатай отдернул от него бурдюк, стегнул коня и поскакал.

— Хороший у тебя кумыс. Скорее пей, а то заквасится на солнце…

Но Мукатай не оглянулся.

Капли пота сверкали на широком лбу Акмурзы; он возлежал на боку, упершись богатырской грудью в подушку. Холодная надменность быстро сменила доброту в его глазах.

А на почетном месте сидел Мукатай и с заискивающей улыбкой говорил:

— Так вот, батыр, мы готовимся к свадьбе. Сынка Жомарта обуяла страсть, и он пристал к отцу: отдай Серого Ястреба свату. Жомарт сначала заупрямился, но все же уступил. А между тем женится сын вашего ровесника, его той — это ваш той, Акмурза-батыр. Я и приехал с этой доброй вестью. — Мукатай потягивал холодный кумыс. Внезапная мрачность Акмурзы не скрылась от его глаз. «Считай, дело сделано», — злорадно подумал он и поднял с пола камчу.