Софы Сматаев - Песнь моя — боль моя

Видя, что Мукатай собрался ехать, Акмурза крикнул из глубины юрты:

— Эй, ставьте котел!

— Не извольте беспокоиться, батыр, я заехал мимоходом — сообщить о свадьбе. Скорей всего Жомарт устроит той, когда переберется на джайляу, раз уж хочет отдать Коктуйгына. Так что смотрите сами.

И с этим Мукатай уехал.

Акмурза лежал и думал. Не было у него друга ближе, чем Жомарт, а за друга и жизнь отдать не жалко. Акмурза самолично привел его аул в Аргынату, позаботился о землях для зимовья, выделил джайляу. В схватках с неприятелем мчали они стремя в стремя, и не было обиды промеж них. Именно закадычная дружба позволила Акмурзе попросить у Жомарта Серого Ястреба. И Жомарт согласился, обещал подготовить коня перед свадьбой и подарить его в день праздничного тоя. Слово есть слово. Да, видно, недорого оно стоит. Золото, как известно, и ангела приворожит. Прельстился и Жомарт. А раз так, надо ответить ему тем же.

В ту же ночь Акмурза позвал к себе джигита богатырского роста и спешно снарядил в дорогу.

Вскоре весь аул Жомарта неожиданно для всех покинул Аргынату. Казалось, зашевелилась степь — огромные табуны двинулись к Каратау.

— Ох, сил моих нет! Подохнет бедная скотина! Разве такой малыш выдержит далекий путь? — не унимался Тасыбек, давая наставления жене. — Старуха, смотри за верблюдицей. Держи ее на привязи, иначе убежит, потом ищи-свищи. Ох, бедняжка, — гладил он верблюжонка, — как тебе поспеть на своих слабых ножках? Слышишь, Рабига, пусть чаще сосет мать. Это не обычный верблюжонок, Рабига. Ну, мне пора, меня табунщики заждались. Я вас буду навещать. Смотри, чтоб верблюжонок не подох.

На всем пути Тасыбек ежедневно навещал своих, допекая Рабигу. Она не выдержала:

— Уедешь ты, наконец? Или я не пасла скотину?

— Не препирайся, я дело говорю. Смотри за ним в оба. Для нас ведь ничего важнее нет, чем верблюдица с белым верблюжонком. Запомни, Рабига!

Это было в месяц мизам {25} 25 Месяц мизам — по лунному календарю у казахов новый год начинался с марта. Март — наурыз, апрель — кокек, май — мамыр, июнь — маусым, июль — шильде, август — тамыз, сентябрь — мизам (кыркуйек), октябрь — казан, ноябрь — караша, декабрь — желтоксан, январь — кантар и февраль — акпан. , в год барса, в 1710-м. В это время все аулы собираются на Пепельном холме. Трава повсюду пожелтела, все было скормлено скоту, в степи остались лишь колючки да высохший ковыль.

Жомарт в сопровождении своих сарбазов выехал из Теректы и после небольших привалов и двух ночевок добрался до рабата Тауке-хана на Пепельном холме, на берегу реки Ахингиран, что в сорока верстах от города Ташкента. Там было очень многолюдно. Съехавшийся на диван весь цвет трех жузов с огромной свитой расположился в просторных юртах, поставленных на этот случай. Согласно знатности гостей помещались юрты вокруг подножия холма. И, разделяя жузы, вились на ветру три славных знамени.

Все идут и идут косяки лошадей для забоя, прибывают огромные бурдюки с кумысом. А сколько надо привезти воды и заготовить топлива! Слуги одеты празднично. Наряды их расшиты и украшены, по ним нетрудно догадаться, откуда человек, какого роду-племени. Прибывших лошадей связали за головы, но не успели вихри пыли осесть на землю, как целый ураган взметнулся над равниной. То ехали казахи со всей бескрайней степи, и казалось — дрожали под копытами их ретивых коней четыре стороны света. По указу Тауке-хана каждый батыр приезжал на сходку со всей дружиной, в полном снаряжении.

Низко плывшее солнце, укутанное тяжелой пылью, померкло и пожелтело, как медный тазик. На него можно было смотреть, оно не ослепляло, а походило на гигантское око, удивленно взиравшее на шумное людское сборище.

Но стоило этому гудящему муравейнику приблизиться к подножью холма, как приставленные к гостям джигиты тотчас провожали прибывших в отведенные для них юрты. Лишь немногие из приехавших не мешкая направлялись прямо к рабату хана, стоявшему в стороне, у южного склона. От каждой группы выделялось по два человека, на расстоянии полета стрелы они спешивались и, размяв онемевшие ноги, неуверенно шли вперед. Еще вчера они властными окриками собирали в аулах своих родичей, всех здоровых мужчин, чтобы ринуться грозным пожаром, выжигающим степные травы, а сейчас остановились: ни стати богатырской, ни бравого вида — еле плетутся. Будто обмякли под ветром холодным. Саптама — сапоги на высоких каблуках, — надетые поверх узорных войлочных чулок, робко ступали по траве.