Владислав Романов - Смерть во спасение

И глядишь, помогало. А выздоровевший пироги да шаньги несёт, а то и медку прихватит и пол кабаньей ноги отрубит в благодарность бедному монаху. Пётр, глядя на сметливого товарища, мигом почуял выгоду и сам набился к Иеремии в помощники. Плохо ли, коли тебя и в дом пригласят, напоят, накормят да ещё с собой дадут, почёт да уважение окажут? И по всему околотку славу о тебе разнесут, и другие в ноги станут кланяться. А кто побогаче, так и деньгами одарит, и кусок заморской камки или рисунчатого бархата на новые порты поднесёт.

Гийом, томимый сновидениями и предчувствиями, собрал друзей, напомнил им о данном друг другу обещании: уйти из Новгорода, прожив здесь семь лет, рассказал о предрассветных химерах, которые терзают его воображение.

— Настаёт опасная пора, когда мы начинаем бросать вызов судьбе, а Высший судия этого не прощает. Вы знаете этот закон не хуже меня и должны понять моё волнение... — закончил Гийом. — Прежде чем вас собрать, я произвёл кое-какие расчёты. И числа сообщают нам об опасности. А она, на мой взгляд, исходит от Иеремии с Петром. От их знахарских опытов, кои всегда приписывались дьяволу. Их надобно прекратить, и немедленно!..

Провидец ещё что-то хотел добавить, но, взглянув на встревоженного Иоанна, умолк и сел. Пугать друзей ни к чему. До сих пор все четверо его щедротами кормились, кои он с княжеского стола имел. А тут благодаря Иеремии они сами с усами, его обильно потчуют, пиры закатывают. Теперь уж медок малиновый, черничный, брусничный не переводился на столе, перепелиные яйца подавались через день, а каждое воскресенье, если не было поста, они лакомились и баранинкой, и дичью. Детское личико Иеремии округлилось, стал выступать животик, а Пётр совсем разбух как бочка. Даже Иоанн, кто всегда за версту чуял тревогу, на новоявленных знахарей не ворчал, ибо трапезная перемена их жизни ему весьма понравилась.

— И уезжать пора, — помолчав, добавил Гийом. — Созвездия наши, совершив круг, Отходят к югу, их влияние здесь ослабевает, а потому они не могут уже нам покровительствовать, и любое малое зло для нас почти неодолимо... Уезжать надо! Никогда столько тенёт по углам не видел, да столько пауков из щелей не вылезало...

— Куда уезжать-то? — возразил Пётр. — От добра добра не ищут, сам глаголил. А если уж и собираться куда-нибудь в тёплые места, то надобно деньжат подкопить, крепкой одёжой обзавестись. И ныне мы себе можем позволить чуть-чуть пожить и для себя. И без всякой корысти я то реку.

— Пётр прав, — согласился Иоанн. — Здесь мы как у Христа за пазухой. И люди вокруг приветливые, незлобивые. Тянет, конечно, в родные места, к теплу на старости хочется поближе, но если уж заново перебираться в Грецию, то хотя бы надо иметь тугой кошель с серебром да прочные новые сапоги каждому, чтоб не побираться по дороге. А если мы откажемся от того успешного знахарского дела, каким занимаются Пётр и Иеремия, мы не соберём ни этого серебра, ни сапог. И хотя бы ради этого не стоит им бросаться, а потом наш Ерёмушка не колдун лесной, а болезни людские прекращает, я сам видел слёзы на глазах многих, кого к жизни вернул.

— Но он не имеет на это права! — взрывался Гийом. — Разве он изучал Гиппократово искусство? Вы поощряете, друзья мои, шарлатанство.

— А ты зрел тех старух, которые называют себя здесь знахарками? — ворвался в спор Пётр. — А я повидал! Так вот, некоторые из них читать не умеют, отличить зверобой от мяты не могут, зато торгуют бойко и крикливо. Мы же с Иеремией кое-какими знаниями обладаем. И не малыми. И каждый день познаем новое, не ленимся учиться у всех. И работаем, и люди нам благодарны, так чего ты каркаешь: сны ему не те снятся, тенёта по углам... Тебе, видно, хочется, чтоб мы только твоими щедротами кормились да тебя восхваляли за них каждый день. А тут перестали оды в твою честь воспевать, ты и обиделся.

— Какая глупость! — вспылил Гийом и даже покраснел от такого обвинения. Ему и в голову не приходило, что друзья могут столь превратно понять его опасения.

— А чего ты покраснел? — нахально спросил Пётр.

— Откуда я знаю, почему краснота выступила на коже? Я не лекарь и не знахарь.

— А я знахарь, — не унимался Пётр. — И вижу, что тебе стало стыдно, ибо мы угадали твои тайные намерения снова подчинить всех нас своей воле...

— Нехорошо приписывать мне то, о чём я никогда даже не задумывался, — ещё больше покраснев, с обидой промолвил Гийом. — Пока люди выздоравливают, вас будут благодарить и славить, но как только кто-нибудь один умрёт, все вины и проклятья падут на нас. Даже если вы будете в том невиновны. Мы чужестранцы, стоит о том помнить. И мы сделали много ошибок. Дурных сплетен больше, чем правды. Кому какое дело, что мы изгнанники, что у нас с русичами одна вера...