Иван Франко - Стихотворения и поэмы. Рассказы. Борислав смеется

«Туркогреками» бранят нас,
церкви — сам ты посуди —
запирают, — некрещеный
и не венчанный ходи!

Да еще прелатов алчных,
в красных мантиях, нам шлют,
этот брак насильный с Римом
унией они зовут…

Тут мы, друже, не стерпели!
Так нам стало горячо…
На погибель живодерам!
Выпей, кум, одну еще!

Пишет нам король: «Клянусь вам
крестной мукой и крестом,
что хотел я, да не смог вас
защитить — моих детей».

Ха, ха, ха! Христом он клялся,
ну, а черт махнул хвостом
и ту клятву смазал! Знаю,
знаю я таких чертей!

Говоришь — король на сейме
уделил словечко нам,
что пора, мол, справедливость
оказать и казакам, —

но магнаты заревели,
и все сборище панов
да орава подпоенных
и подкупленных послов
королю свирепым гвалтом
не дали докончить слов…

Верю, хоть чудно все это…
А теперь, что делать вам?
Если сам король ваш тряпка, —
грош цепа его словам!

И о чем нам толковать с ним,
бога клятвами дразнить,
коль ему на сейме слова
не дали договорить?

Сам подумай, кум: на что нам
с помелом вести трактат?
Хватит вам водить нас за нос,
как за прутиком котят!

Пожелаем справедливый
заключить отныне мир, —
мы найдем панов постарше,
чем король Ян Казимир.

Да не скоро это будет!
Знай: пока нам сабля — друг
и не выпали пищали
семипядные из рук, —

грохотать не перестанет
на Украйне битвы гром
до тех пор, пока мы дела
до конца не доведем.

Плакал ваш король? Пусть плачет,
раз не может пособить!
Но ему бы не над нами —
над собою слезы лить.

И над Речью Посполитой
пусть поплачет над своей:
страшное она видала,
но увидит — пострашней!

Не копьем казацким рана
ей была нанесена, —
это треснул струп поганый,
гноем полный издавна.

Коль его теперь не вырвать,
он всю Польшу изъязвит,
съест у вас и кость и мясо
и всю вашу жизнь сгноит.

Малость мы нарыв давнули,
чтоб оттуда стали гнать —
Вишневецких, Конецпольских,
Калиновских {76} , как их звать…

И за это мы достойны
благодарности, не кар!
Но пока владычит панство,
не покончим ссор и свар.

Пусть плохим пророком буду, —
вспомните мои слова:
коль из этой заварухи
Польша вылезет жива,

коль ее магнаты силой
в гроб навеки не сведут,
так они ж ее соседям
на съеденье продадут!

Выпьем, кум, еще по чарке!
Чарка добрая несет
сердцу чистому — веселье,
а нечистое — печет!

Говоришь: «Кровавый, старый
спор да будет позабыт!
Истребим из сердца память
кривд взаимных и обид!

Братья равные, любовью
и доверием дыша,
жили бы мы в доброй дружбе —
в двух телах одна душа…»

Славные слова, ей-богу!
Проникают в кость и кровь.
Даже Косову Сильвестру {77}
не придумать лучших слов.

Слушай, кум, ты муж ученый,
мудрая ты голова, —
а меня почел за дурня,
тратишь попусту слова.

Знаешь сам: они — приманка,
свежий, скажем, червячок,
чтобы с ним казачья щука
ухватила ваш крючок.

Не клянись же, кум, напрасно!
Слушать клятвы бог устал!
Лучше присказку послушай,
что от деда я слыхал.

Жил да был себе хозяин,
поле он имел и сад,
крепкий дом, скотины много,
пчел колод за пятьдесят,

и жену, и слуг примерных,
и деньжонки под ключом, —
люди с завистью смотрели,
называли богачом.

У него был змей домашний,
что не жалил, не кусал,
а везде свободно ползал,
по ночам коров сосал,

на день же ему хозяин
с незапамятной поры
ставил мисочку со сладким
молоком возле норы.

Был тот змей хозяйским счастьем:
от росы и от воды
в двор добро плыло, сторицей
награждались все труды.

Добрый скот тучнел на диво,
пуще всех — хлеба росли,
сад родил, роились пчелы, —
ну, как будто бы гребли

счастье в дом к нему лопатой,
а несчастье гнали прочь:
град побил весь хлеб соседний,
полсела сгорело в ночь,