Тарас Рыбас - Красный снег

Вишняков обрадовался подошедшему Лиликову, — заговорив с ним о шахте, можно скрыть волнение.

— Смену назначишь немедля! Войну откатили на время, пора делами заниматься… Лес есть, можно выработки перекрепить…

Лиликов удивленно поглядел на Вишнякова: ему не верилось, чтоб человек так быстро мог уйти в мыслях от боя.

Еще больше он удивился, когда Алимов, услышав о шахте, молча побрел к шахтному уклону, увлекая за собой стоявших рядом шахтеров.

— Новый год ведь… — пробормотал Лиликов, пытаясь урезонить Вишнякова.

И, вдруг смутившись, тоже пошел за Алимовым.

На прежнем месте стояла Алена, сердито распоряжаясь пропуском людей к уклону:

— Пушки бросай! У меня тут другая война! Воду надо качать, вода прибывает!.. Не напирай, не то тресну! Я те не есаул, я тебе такую маму покажу, что прошлогодние зеленя приснятся!..

— О-о, гуте нахт, Алена!

— Вот это и я понимаю — война!

— С Новым годом, Алена!..

Лиликов попытался ее обнять. Она сердито оттолкнула его и неожиданно заплакала.

— Носят вас черти… Одна в шахте, как покинутая… Г-гады проклятые!

Все проходили мимо, ласково притрагивались к ее плечу.

— Не плачь, я тебе сахарок припасенный принес, — сказал Петров, подступив к ней поближе.

— Уйди!

— Сладости редкой кусочек!

— Я тебе так подслащу — дорогу в кабак забудешь!

Она повернулась заплаканным лицом, вытирая слезы.

— Чего уставились! Невидаль какая! Здорово вы мне нужны! Паргин где? Найди Франца — насос надо включить, вода в шахте прибывает. Поворачивайся живей!

На лице ее не осталось и следа волнения, как будто ничего этого не было. О недавнем бое напоминали только сваленные у ног Алены винтовки. Вишнякову не удается вырваться к Катерине. Встревоженный, он стоит в ожидании известий от Сутолова. Наконец прибыл посыльный.

— К тебе вопрос, — обратился он к Вишнякову, — оставаться на месте или двигать дальше и занимать Ново-Петровку?

— Не к спеху, идти без разведки — можно людей погубить, — ответил Вишняков.

— Сутолов говорит — казаки должны покинуть Ново-Петровку.

— А он видал, как они уходили? — рассердился Вишняков. — Нет моего приказа на наступление! Горку стесали, а за горкой — гора, для нее наших не хватит!

— Зря робеешь, Архип, мы бы их живо подломили…

Сутолова слова! Он сейчас попер бы и на Новочеркасск, не только на Ново-Петровку. Небось ему представляются пути, усеянные побежденными полками и дивизиями, плененный Каледин и вместе с ним десятка три генералов.

— Охолонь, — тише сказал Вишняков, — и Сутолову передай — дальнейшими военными действиями будет командовать Пономарев с его штабом. А свое мы совершили, как и подобает революционным шахтерам, не посрамили нашего знамени!

— Ново-Петровку можно взять и без Пономарева…

— А что Пономарев, не наш? Жирный кусок ото рта отымет? Гляди, говори, да не заговаривайся! — пригрозил Вишняков.

Сутолова надо повидать. Лихость его может выйти боком. Под Казаринкой только начался бой, а настоящий бой еще впереди. Его должна вести армия, а не артели шахтеров, только что вышедшие из забоев.

Ноги застыли на морозе, он пошел в штейгерский дом, чтобы погреться и подумать, как быть дальше. Многие люди отправились в шахту. Сутолов пусть остается у Косого шурфа. Туда подошел бронепоезд. Если Черенков получит подкрепление, день-два казаки постоят, наступать не будут. За это время можно решить, как продолжать оборону. Если война началась, она в один день не кончится. Останется и для шахтеров, и для красногвардейских отрядов Пономарева, и для отрядов московских и петроградских рабочих, которые прибыли в Харьков и направлялись в Донбасс. Обе армии, что готовились к большому сражению, состояли из крестьян и рабочих. В одной и другой — солдаты. Генералы и белые офицеры ожесточили своих солдат, они пойдут в самые кровавые бои, чтоб только выплеснуть слепую ненависть. Соединенные в полки и дивизии, они — не крестьяне и рабочие, а солдаты, подчиняющиеся приказам. Эти солдаты пойдут против истинных рабочих и крестьян, как против своих врагов. Сколько этот поход будет продолжаться — неизвестно.

Нужна своя армия, свои полки и дивизии и свои уставные приказы. Вишняков знал силу приказа. Царя он ненавидел, офицеров тоже, а на фронте подчинялся их приказаниям. Есть в армейских приказах что-то такое, без чего люди в шинелях существовать не могут. Нельзя обсуждать, кому первому идти в атаку или в разведку, а кому последнему, — в очередь за смертью не ходят. Нельзя удержать солдата в залитом водой окопе, если не будет на сей счет приказа. Приказ держит. А если он исходит от любимого командира, держит и того больше. Если же за ним станет справедливость и правда, не найдется в армии ни одного, кто бы посмел нарушить и не выполнить приказ. Власть должна быть не только доступной, но и строгой.