Валерио Манфреди - Фараон

Варух внезапно пробудился глубокой ночью, уверенный в том, что услышал крик: глас своего учителя, оборванный рыданием. И он погрузился в долгую молитву.

На следующий день, не дождавшись возвращения пророка, Варух пустился в путь, чтобы пересечь пустыню в направлении Беэр-Шевы и затем Хеврона. Он вернулся в Иерусалим по той же дороге, по которой вышел из него.

Город был пуст!

Вавилоняне выгнали всех жителей из домов и увели их. Храм был разорён и предан огню, царский дворец стёрт с лица земли, мощные стены старинной иевусейской [1] Иевусеи — народ, проживавший в Иерусалиме до завоевания его царём Давидом, который превратил Иерусалим в столицу Израиля. — Здесь и далее примеч. пер. крепости разрушены.

Тем не менее он ждал, считая дни, прошедшие с ухода пророка, как будто следуя по отрезкам пути, которые тот мог пройти; и вдруг он увидел его, оборванного и исхудавшего, у дома торговца овощами.

Варух подошёл к нему и легко коснулся его одежды.

— Учитель, — вопросил он, — видел ли ты разорение Сиона? Пуст ныне град, некогда полный люда, и князья его затерялись средь черни.

Пророк обернулся к нему, и вид его поразил Варуха: лицо старца было опалено, руки в ранах, в глазах горел сумрачный свет, как будто он побывал в недрах преисподней. И в этот самый момент ученик понял, что вовсе не вид поруганного Иерусалима, следствие воли Господней, низверг учителя в это состояние мрачного отчаяния, а нечто, увиденное им. Нечто столь ужасное, что затмило гибель целого народа, угон и искоренение его людей, злодейское убийство его правителей.

— Что видел ты в пустыне, учитель? Что так смутило ум твой?

Пророк обратил свой взор в ночь, надвигавшуюся с юга.

— Ничего... — пробормотал он. — Вот так внезапно оказаться одним, без начала и конца, без места, без цели и причины...

Он хотел удалиться, но Варух сделал попытку удержать его за одежду:

— Учитель, заклинаю тебя, открой мне, где спрятал ты Ковчег Завета Господня, ибо верю, что однажды Он вызволит свой народ из вавилонского изгнания. Я повиновался тебе и не следил за тобой, но поведай мне, где ты спрятал его, молю тебя...

Пророк посмотрел на него потускневшим взором через пелену слёз:

— Всё бесполезно... но если Господь однажды призовёт кого-то, он должен будет зайти за сфинкса и за пирамиду и пройти через ветер, землетрясение и огонь, дабы Господь указал ему, где он спрятан... Но это будешь не ты, Варух, и, возможно, никто другой и никогда... Я видел то, что никто никогда не должен видеть...

Он отстранил ученика и пошёл, вскоре исчезнув из вида за грудой развалин. Варух смотрел вслед удаляющемуся старцу и обратил внимание на его странную ныряющую походку, ибо одна нога у него была босой. Он ещё попытался пойти за ним, но когда стал искать пророка взглядом уже с другого места, того не было видно, и, какие бы усилия ни прилагал ученик, ему не удалось вновь обрести своего учителя.

Больше никогда он не видел его.

Чикаго, Соединённые Штаты Америки,

конец второго тысячелетия после Рождества Христова

Пробудившись с великим трудом, Уильям Блейк ощутил во рту привкус горечи — последствие бурно проведённой ночи, спа, насильно навязанного транквилизатором, а также плохого пищеварения — и поплёлся в ванную. В зеркале, освещённом светом расположенной сверху неоновой лампы, отразились лицо зеленоватого оттенка, запавшие глаза и всклокоченные волосы. Он высунул язык, покрытый белёсым налётом, и тотчас же втянул его обратно с гримасой отвращения. Ему захотелось расплакаться.

Обжигающие струи душа изгнали спазмы в желудке и мускулах, а остатки энергии перетекли в глубокую истому, в крайнюю слабость, которая заставила его, почти лишившегося чувств, улечься на плитки пола. Он долго лежал, растянувшись под испускающим пар потоком, затем протянул руку к смесителю и резко повернул рукоятку к синей отметке. Ледяная вода забила фонтаном, и Уильям подскочил, как будто его огрели плетью, но постарался продержаться достаточно долго, чтобы восстановить прямую осанку и вновь осознать то ничтожное состояние, в которое он впал.

Уильям долго растирался махровым халатом, поворачиваясь перед зеркалом, затем аккуратно намылил лицо, побрился и помассировал кожу, употребив лосьон хорошей марки, один из немногих остатков былой роскоши. Затем, подобно воину, облачающемуся в доспехи, выбрал пиджак и брюки, сорочку и галстук, носки и туфли, неоднократно пробуя наиболее подходящие сочетания, прежде чем решить окончательно, что же всё-таки надеть.