Валерио Манфреди - Фараон

— А если так оно и будет? Однако же Господь вызовет его из недр земли, когда вновь настанет время вести народ к последнему месту его предназначения. Но сейчас мой обет — доставить его туда, где он был создан. Не смей следовать за мной, Варух. Со времён Исхода только одному человеку из каждого поколения открывалась тайна места расположения священной горы, и только один человек из каждых четырёх поколений смог вернуться оттуда. До меня это был пророк Илия, но только я, со времён Исхода, получу доступ к самому потаённому месту земли, чтобы спрятать в нём Ковчег Завета Господня.

Если Бог захочет, ты узришь моё возвращение через день и ночь, если же не увидишь, значит, жизнь моя стала ценой, которую Господь наш Бог запросил за сохранение этой тайны. Не сходи с этого места, Варух, ни по какой причине и не пытайся искать меня, ибо тебе запрещено попирать своими ногами эту землю. А теперь подсоби мне.

Варух помог ему навьючить поклажей более крепкое из двух животных и накрыл всё своей накидкой.

— Но как же ты справишься с этим, учитель? Ты слаб, и года твои преклонны... — забеспокоился он.

— Господь даст мне сил. Прощай, верный мой спутник.

Он стал удаляться по пустынным камням между двумя рядами гор, а Варух неподвижно замер под палящим солнцем, провожая его взглядом. По мере того как пророк отходил всё дальше и дальше, ему стало понятно, почему тот хотел идти только с одним ослом, без повозки. Он передвигался по камням таким образом, чтобы не оставить за собой никаких следов. Варуху стало страшно, его одолевали мысли, что вот символ самого существования Израиля удаляется к неведомому месту и, возможно, канет навсегда в небытие. Взгляд его растерянно следил за тем, как фигурка его учителя становится всё меньше и меньше по мере удаления, пока она совсем не пропала из вида.

Теперь пророк продвигался по безлюдной пустыне, шагал по царству ядовитых змей и скорпионов, ощущая на себе неотступный взор Бога, пронзающий его насквозь. Он добрался до точки, в которой перед ним раскрылась такая же безжизненная долина: над ней справа возвышалась гора, похожая на спящего сфинкса, а слева другая, напоминающая пирамиду. В этот момент на него налетел такой стремительный порыв ветра, что он был вынужден крепко прижать к себе узду, чтобы её не вырвало из рук.

Старец продолжал идти с большим трудом, ибо постоянное напряжение и боль, терзавшие его душу, привели его в какое-то горячечное состояние: ему казалось, будто земля ходит ходуном, как при землетрясении, а его самого обволакивают вспышки пожирающего огня. Но пророк ведал, что всё так и должно случиться, как это уже однажды произошло с пророком Илией.

Внезапно, как во сне, он оказался у входа в пещеру, у основания голой, выжженной солнцем горы; пророк начал восхождение на вершину. Когда он одолел примерно середину подъёма, то увидел высеченный на скале знак, изображавший жезл и змею рядом с ним; старец повернулся, чтобы обозреть долину, и явственно различил знак на дне — выложенный из камней прямоугольник. Эта фигура укрепила его уверенность в том, что он находится в самом убогом и в то же время в самом сокровенном месте Израиля, там, где Бог впервые выбрал своё жилище меж людей.

Пророк спустился к входу в пещеру, взял тонкую кремнёвую пластину и начал копать вглубь, пока не добрался до каменной плиты, скрывающей спуск, присыпанный тончайшей белой пылью. С большим трудом старец спустил вниз Ковчег, установив его в высеченной в стене нише, затем священные сосуды. Он уже собрался вернуться по своим же следам, но поскользнулся, ударившись о пол подземного хода, и услышал вибрирующий отзвук падения, как будто там, с другой стороны, находилась ещё одна пещера. Опасаясь, что кто-то может найти иной путь доступа к его тайнику, пророк запалил смоляной факел, установил его в расселине, дабы немного осветить укрытие, затем взял камень и несколько раз ударил по стене, которая ответила всё усиливающимся дальним эхом. Внезапно он услышал нечто вроде глухого щелчка и тотчас же после этого сильный грохот, стена подалась в сторону, его потащило вниз, как будто вместе с лавиной, и, на мгновение ослеплённый и полузасыпанный обломками и щебнем, он подумал, что пришёл его последний час.

Когда старец открыл глаза и присмотрелся сквозь завесу пыли, стоявшей в подземелье, его лицо исказилось от ужаса, ибо ему открылось то, чего он ни за что на свете не пожелал бы увидеть. Он испустил вопль отчаяния, и вопль этот вылетел из подземелья подобно рыку дикого зверя, попавшего в западню, отдаваясь эхом средь нагих и пустынных возвышений горы Божьей.