Евгений Фёдоров - Большая судьба

Купец приказал слуге: «Принеси мой ларец!». Раб принес ему тяжелый кованый ларец, и гость открыл его. Доверху он был наполнен червонцами. «Видишь! — показал глазами на золото купец. — Я отдам тебе всё это богатство, если научишь моих рабов отливать булаты». Кузнец равнодушно посмотрел на золото и спокойно сказал: «Я вижу, милый человек, ты прибыл из богатых стран и понимаешь толк в нашем мастерстве. Но не обессудь, дорогой гость, умельство наше не продажное. Оно дается в руки тому, кто сердцем к нему преклонён». И сколько ни уговаривал купец русского кузнеца, тот так и не согласился на его просьбу. Уехал торговый гость ни с чем.

Наступила весна, леса оделись листвой, заблагоухали поля и сады. Весенний шум и плеск реки доносились до кузницы. Небеса сияли голубизной, и от яркого солнца мелькали блики на реке.

Всё живое радостно встречало весну с ее буйным ликованием. Только древний кузнец не оживился, не расправил плеч под вешним теплом, а сказал своим подручным с грустью: «Ну вот и отходился старый коваль на земле, попил вволюшку водицы из чистых родников, поел досыта хлебушка, потрудился до соленого пота, я теперь и на погост пора! Только погоди, чур меня, прежде чем уложить в домовину старые кости, должен я передать умельство самому достойному из вас! — Дед пытливо оглядел своих подручных и сказал самому сметливому и любимому: — «Ты и переймешь мое умельство».

С этого дня кузнец уводил подмастерья в полутемную каморку и долго там вел с ним беседы. После испытаний юноши старик принялся изготовлять драгоценный сплав в простой маленькой домнице. Одного только избранника своего допустил Назар к великому таинству рождения булата: «Смотри и познавай великое мастерство! Дорог ты моему сердцу, словно родной сын. Узнай поэтому то, что известно только немногим».

В домнице бурлила лава, плавились руды. Заворожённым взором смотрел юноша на синеватые огоньки побежалости чудесного сплава…

Старик сковал клинок.

Он торопливо передал подмастерью раскаленный, сыплющий синими искрами клинок, и тот, вскочив на тонконогого гривастого коня, понесся с клинком в Дикое Поле. Раздувая жаркие ноздри, бешеный скакун мчался от кургана к кургану; он несся, как стрела, выпущенная доброй рукой из лука, мчался всё вперед и вперед, словно преследуемый стаей хищников. Ветер свистел в ушах всадника, одежда его развевалась, а он, подставив воздушной струе пламенеющий клинок, всё так же бешено гнал коня.

Когда улеглась пыль на дороге, спал дневной жар и повеяло вечерней прохладой, — только тогда молодой подмастерье вернулся в мастерскую. В загорелых руках его сверкал клинок с безукоризненно гладкой поверхностью.

«Ты пробыл у меня под началом пять годов, но сегодня ты впервые видел рождение булата! — с отцовской теплотой сказал дед избраннику. Он наклонился и поцеловал меч-кладенец. — Отныне, сын мой, тебе заступать мое место в мастерской, а мне пора на погост! Береги тайну умельства нашего и отдай его в достойные руки. Не для разбоя и грабежа ковать тебе мечи, а в сбережение великого честного труда!..»

— Так вот что: холодный воздух закаливает металл! — вскрикнул в изумлении Аносов, перебирая в памяти это старинное предание.

Придя в литейную, он не утерпел и сказал старику Швецову:

— Как человек становится жизнерадостным и деятельным на свежем воздухе, так и сплав закаляется на открытом воздухе лучше, чем в разных жидкостях — в воде, сале, кислотах и ртути! Выходит, острота азиатских сабель зависит более от способа закалки, нежели от металла, из коего приготовляют клинки!

— От века так замечено, Павел Петрович! — согласился литейщик. — Чем сильнее ветер, тем крепче сталь!

Аносов крепко сжал руку Швецова повыше локтя. Несмотря на возраст, мускулы старика были крепки и тверды.

— Труд закалил тело! — поняв удивленный взгляд Аносова, сказал старик.

— Труд и упорство, — подхватил горный офицер. — А что если и мы попробуем проделать древний опыт?

— Что же, займемся, Петрович. Вижу в том только хорошее. Я согласен! — спокойно ответил старик, и глаза его заблестели по-молодому.

Аносов и Швецов решили втайне от заводских проделать свой первый опыт над стальными клинками. Для этой цели они использовали цилиндрические мехи. Сгущенный воздух, который с упругой силой вырывался из них, по действию своему походил на сильный ветер. Раскалив докрасна обыкновенный столовый нож, Павел Петрович с поспешностью перенес его к отверстию воздухопроводной трубы, где он в очень короткое время охладился. Аносов слегка постучал по металлу, и от него отделилась окалина. Это обрадовало испытателя, — выходит, нож на самом деле получил известную степень закалки. Однако радость оказалась преждевременной: стоило только погнуть нож, и Аносов убедился, что закаленная вещь не имела упругости и осталась в том же согнутом виде. Павел Петрович ожидал иного: он полагал, что от закалки в сгущенном воздухе нож должен скорее переломиться, нежели согнуться.