Богдан Коломийчук - Людвисар. Игры вельмож

— Ни за что! — она вся задрожала, из всех сил прижавшись к коменданту.

— Оставь, — продолжил прибывший. — Людвисар уже нас ждет. Осталось совсем немного, поэтому я не позволю тебе испортить торжество.

— А как же Ангельская Кровь?

— Камень будет у меня. Это лишь вопрос времени…

— Послушайте, пане, — вмешался Матвей. — Я не знаю, кто вы, но советую убираться туда, откуда пришли. Иначе…

— Мой друг, — перебил его Иштван. — Среди вас по крайней мере есть двое, кто подтвердит, что со мной лучше не спорить. Особенно ночью.

— И по крайней мере один, кто с радостью оторвет вам голову, — процедил курьер.

— Черти бы взяли подлую человеческую породу! — разозлился гость.

Он вдруг вскинул руки вверх и взметнул над собой плащ. Очаг неожиданно вспыхнул так ярко, что, казалось, будто загорелось пол-леса. Над пламенем появился огромный волк, и Христоф почувствовал, как в плечо ему впились мощные зубы. Зверь, повалив его на землю, отпрыгнул назад. С яростным рычанием он стал подкрадываться, словно выбирая следующего противника.

— Сомкнуть ряд! — приказал ротмистр испуганным солдатам.

— Отойдите, — сказал Лукьян, — вы тут ничего не сделаете.

Ступая степенно и неторопливо, словно на нем были тяжелые латы, он вышел вперед и встал перед волком. Зверь, люто сверкнув глазами, метнулся ему до самого горла, но в тот же момент человек ударил в ответ. Тем, кто стоял неподалеку, показалось, что с Лукьяна, как с дерева, посыпалась кора. Удар его был тяжелым, но оборотня он только сильнее разозлил. Зверь нападал снова и снова, понемногу обессиливая великана. Похоже, имея достойного соперника, он не спешил, а даже наслаждался боем и вкусом пораженной древесной плоти.

И вдруг оборотень отступил и тревожно втянул ноздрями воздух. Еще больше он забеспокоился, когда из леса донесся пронзительный вой. Стая настоящих волков была совсем близко, и десятки хищных глаз сжимали вокруг него плотное кольцо. Минуя людей, они шли творить свой жестокий, но справедливый суд. Нескольких оборотень растерзал сразу, но остальных это не остановило. Сама природа, вероятно, рвала на куски и уничтожала это дьявольское творение…

Волки, сделав свое дело, исчезли в темноте так же внезапно, как и появились. Ошеломленные этим зрелищем, никто не проронил ни слова, словно окаменели.

Казимир стоял ближе всего к растерзанному трупу. Когда оцепенение прошло, он взглянул на него смелее. Вместо волчьей морды там уже едва просматривалось искаженное лицо, на котором неожиданно моргнула пара человеческих глаз. Когда окровавленные веки разжались, в них видно было страшную боль и какое-то отчаянную мольбу.

Казимир подошел ближе и склонился над умирающим. Теперь он четко видел человека, у которого от зверя остались разве что клубки шерсти и лоскуты разодранной кожи. В дрожащей окровавленной кисти он держал свернутый свиток, а на устах едва слышно запеклось имя:

— Доминику… Гепнеру…

Теперь время было Казимиру отплатить венгру за свое спасение. И лучшей благодарностью могла быть только смерть. Подняв кверху саблю, он резким и точным ударом оборвал его страдания.

Огонь догорел, и время было возвращаться. Про дуэль забыли. Складывалось впечатление, что даже самим дуэлянтам был безразличен недавний спор. Никто той ночью так и не сомкнул глаз. Казалось, умышленно, чтобы дождаться наконец-то унылого зловещего рассвета.

Утром Христоф сообщил, что через сутки они отправляются дальше. И хоть рана от укуса оборотня так и не начала заживать, своего решения он не изменил. Лукьян дал ему с собой какое-то зелье, но предупредил, что оно только снимет боль. Залечить такую рану — дело совсем непростое.

Все было готово в дорогу, и Матвей с десятком солдат настроился сопроводить их до Дубна. Орест пытался избегать его взгляда. Он боялся, что не удержится и снова начнет спор. Впрочем, его тешила мысль, что пройдет немного времени и ротмистр вернется обратно в свой форт. Тогда на Софию никто не позарится…

Только добравшись до города, Христоф прежде всего отправился к замку, где отыскал казначея и забрал у него свои десять дукатов, что их за доблесть обещал его милость князь Острожский еще до того, как разгневаться. Курьеру казалось, что от радости у него вот-вот вырастут крылья, поэтому, увидев Карбовника, он искренне его обнял. Впрочем, сотскому было совсем не до радости. Лицо он имел строгое, а взгляд сосредоточенный, как перед боем.

Поздоровавшись, он сообщил прескверную новость: орда, стоящая под Меджибожем, двинулась в поход.