Эрик Шабаев - Только б жила Россия

— Ливень чертов, не высунешься… Двор пушечный с чем едят — и то не знаем, — ответил кто-то.

— Скверно. — Сержант покачал головой, морщась, прикоснулся к повязке. — Завтра-послезавтра в поле.

— И… с пушкой? — недоверчиво спросил Макар Журавушкин.

— Непременно. Какие ж мы тогда канониры да бомбардиры? Пушку найдем в Преображенском.

Даже лицо Ганьки, хмурое, колюче-злое, и оно просветлело малость при тех словах.

— А как вас по имени-отчеству? — спросил Павел.

— Упустил самое главное… Иван Филатов сын Иванов! — преображенец скуповато улыбнулся. — При начальстве — господин сержант, как водится, в обиходе — просто Филатыч. Договорились?

Сержант как бы принес добропогодье в широченных карманах гвардейской справы. Наутро Савоська продрал очи, радостно ойкнул — в окно глядело румяное, почти вешнее солнце.

Школяры повскакали, ополоснулись водицей, съели по ломтю хлеба с распластанным звенышком селедки, иначе — бутерброд, запили морковным чаем и стали ждать прихода сержанта, — он квартировал пока особицей.

В половине восьмого, после переклика, выступили к Сокольничьей роще. Топали нестройной гурьбой, не в ногу, не в лад мотали руками. Филатыч оглядывался на свое воинство, мрачнел, закусив длинный ус.

— Что же вы делали шесть недель кряду? — недовольствовал он и добавлял многообещающе-сурово. — Ну погодите.

Пашка-женатик, Савоська и Ганька Лушнев, чуть приотстав, несли громадную дощатую мишень в виде островерхой башенки.

— Наш старикан, поди, за Яузой чешет. Сорвался, будто соли под хвост насыпали! — говорил Ганька, щуря коршуньи глаза. — С «железным носом» не поспоришь. Его, торопыгу, сам инженер-капитан побаивается!

— А почему? — враз спросили Савоська и Пашка.

— «Око государево», если коротко.

— Ну-у-у-у?

Савоська неожиданно встрепенулся.

— Павел, глянь, что там такое?

У дороги, при выходе из города, стоял высокий чугунный столб, выложенный снизу чугунными же плитами, поверх — на спицах — белели черепа.

— А-а, ты про это… Когда-то головы торчали, — спокойно поведал Пашка Еремеев.

— Чьи головы?

— Да стрелецкие, парень… Думаешь, он один, столб-то? На всех большаках вкруг Москвы понатыканы, иждивеньем Льва Кириллыча Нарышкина, дяди государева. У него, братан говорил, заводов пропасть, выделал в одночасье! — Пашка потоптался перед громадиной, вслух, по складам, прочел надпись о давних стрелецких винах, пошмыгал носом. — Ноне черепа смирнехонькие, а вот как-то позалетось иду из рощи — по грибы ходил, — ветер оглашенный, морось, темень, и они диким свистом наддают… Где и кузовок посеял, не знаю. Бёг, понимаешь, три версты, до самого Земляного вала! — Пашка вспомнил о мишени, спохватился. — Эка наши-то куда утопали, а мы… Ганька, берись!

Тот, побелев, неотрывно глядел на столб.

— Оглох? Вот те сержант спину-то всчешет!

Ганька не слышал будто…

— Что-то втемяшилось, не иначе, — хохотнул Павел. — Айда, можаец, а он пусть постоит… Ну, чудило!

— Эй, берегись! — раздался над ухом звонкий голос.

Школяры едва успели отпрыгнуть к канаве, и мимо пронеслась крытая повозка с озорной длиннокосой девахой на облучке. Блеснули быстрые карие глаза, и Савоська словно понес в себе какую-то отметину.

— Чай, преображенская, — выговорил Пашка. — Там таких бойких пруд пруди!

Но повозка в полуверсте от них свернула, покатила полем, задернутым черной пороховой копотью.

— Прет на выстрелы прямо. Ну шальная! Савоська не отозвался, пристально глядя вслед.

— Во, теперь ты кол проглотил! — в сердцах посетовал Пашка. — Аль мне одному цитадель-то волочь? Больно хитрые будете!

Когда питомцы артиллерной школы выбрались к роще, там вовсю гремела ружейная стрельба, — учился новонабранный драгунский полк. Вернее, экзерцировала одна только рота, остальные сидели на опушке, ждали своей очереди. В стороне, на взгорке, стояла верхами группа офицеров, угадываемых по белым галстукам и серебряной оторочке шляп. Филатыч всмотрелся из-под руки.

— Передний-то никак Мельницкий, Семен Иваныч? Года три тому был отставлен за старостью, и — сызнова на коне!

— Знавал? — с интересом спросил Пашка.

— Встречались, и не раз. Теперь вместо него Игнатьев, тоже добрый полковой.

— А верно, что в ротах драгунских сплошь недоросли с однодворцами?

— Ну не сплошь. И рекрут немало, из деревень и монастырей. Швед — не дай бог — сосет кровушку, ежедень бои.