Анвер Бикчентаев - Право на бессмертие

— Матросов поднялся, бросает гранаты.

Гаркуша, передав телефонисту трубку, направил бинокль на одинокую фигуру гвардейца, вступившего в поединок с дзотом. Он видел, с каким упорством солдат приближался к дзоту, понял, что Матросов доведет борьбу до конца. Опустив бинокль, дрогнувшим голосом он приказал Артюхову:

— Приготовьтесь повторить атаку!

С той секунды, когда Артюхов сказал ему: «Спасибо, верю», Матросов жил одной мыслью: во что бы то ни стало дойти и уничтожить вражеский дзот. Ведь он всю сознательную жизнь готовился к свершению великих дел. Он обещал с честью выполнить самые трудные боевые задания — колонистам во время проводов, начальнику училища, комсомольцам сегодня на собрании, Сталину.

При мысли о Сталине гвардеец нащупал в кармане снятый со стены портрет вождя, крепко прижал его к бьющемуся сердцу и, обдумывая спокойнее каждое движение, начал продвигаться вперед. После того, как он вышел с опушки Ломоватого бора с мыслью «За Сталина!», путь назад был закрыт, нужно было итти только вперед.

Саша понимал, что бороться с дзотом не легко. Между дзотом и им тысячи смертей. Но какое счастье на виду у товарищей итти вперед! Не всегда и не всякому выпадает оно на долю.

Вот какое оно, поле боя! Давно остались позади белые следы, проложенные товарищами. Впереди — снежное море до самых Чернушек. Только бы добежать до тех кустов. Он не ищет защиты, кустарник для него — просто ближайшая веха. До них, кажется, всего-то метров сорок. Но сейчас нельзя допускать просчета даже на один метр, на долю секунды...

Заметили... Саша плашмя падает наземь. Так, вероятно, лежат мертвые, вытянув руки, разбросав ноги. Над головой свистят пули, они разбрасывают снег рядом — справа, слева, около ног, головы. Он никогда не думал, что пулеметная очередь может поднять буран. Хочется поджать ноги, спрятать голову глубоко в снег, съежиться в комок, но двигаться нельзя, надо лежать, как мертвый, как те, которые ползли к дзоту раньше его...

Смерть попрежнему носится рядом. Обидно лежать под огнем, не отвечая. Но другого выхода нет: прикуси губы и лежи смирно, Сашок… Не нужен ему ни ковер-самолет, ни семимильные сапоги, даже о броне тридцатичетверки он не мечтает, только бы на минуту прекратили обстрел. В голове кружатся обрывки каких-то мыслей:

«Сегодня день рождения Рашита...

Чудак Рашит. Еще в Уфе он говорил: «Прощай, Уфа!» Сколько я его учил — «прощай» и «до свиданья» совсем не одно и то же, а он все свое...

…Письмо Лиде не дописал, придется в Чернушках закончить. Интересно, как они там, в Уфе, живут? Знали бы ребята, что мне сейчас поручили! Митька Рыжий от зависти бы лопнул. Володька тоже… А Ольга Васильевна?.. «До сих пор, — говорит, — о вас заботилась Родина-мать. Теперь вы должны защищать ее...» Если бы она видела сейчас его... Минут через пять можно будет ударить из автомата…».

Саша напрягается, даже перестает дышать, осторожно приподнимает ствол над снегом, нажимает на спусковой крючок.

«Взрыв? Почему взрыв? Неужели наши начали бить прямой наводкой? Тогда бы я услышал выстрел. Значит, взрыв от моей очереди, — видимо, угодил в мину. Фашисты любят окружать свои позиции минами, так им и надо».

Саша радостно оглянулся, услышав позади себя крики «ура». Выходит, заметили. Сейчас его догонят, и все вместе пойдут на Чернушки.

«Откуда еще стреляют? Вот черти живучие! Дзот ожил! А рота залегла, сорвалась атака. Выманили роту из лесу и теперь кроют почем зря... Перебьют ребят, сколько жизней пропадет... Наверняка Артюхов и ребята меня костерят, — озабоченно думает Саша, перебрасывая автомат с правой на левую руку. — Оружие теперь бесполезно: диск пустой. Весь диск всадил... Что делать? Ах да, гранаты!» Вспомнив о гранатах, Саша быстро пополз вперед. Расстояние сокращается, кажется, можно докинуть. Матросов приподнимается, встает на одно колено, одну за другой бросает три гранаты. Три разрыва. В дзоте минутная заминка...

Дзот цел, пулемет врага продолжает огонь.

«Что же делать? Надо выручать ребят! До врага — рукой подать». В голове сверкает смелая, отчаянная мысль: «Товарищ Сталин, ведь у меня есть еще жизнь! Можно добежать до дзота — и закрыть эту проклятую дыру».

Саша берет резко влево. Теперь он бежит крупными шагами. Бежать удобно и легко. Он уже вышел из-под обстрела, ничто ему не мешает. Из Чернушек противник тоже не достанет, далеко.

Длинным кажется этот путь Матросову — точно целую вечность бежит он до дзота. Еще несколько прыжков. Вот она амбразура... Из нее выглядывает раскаленный ствол пулемета. Ох, сколько ярости в нем! А надо избавить от него ребят. Ведь они должны освободить Чернушки... Не зря поклялись на комсомольском собрании!..