Анвер Бикчентаев - Право на бессмертие

Сердце, точно не вмещаясь в грудной клетке, билось сильно и не находило успокоения. Особенно завидовал Саша шоферам, беспрепятственно приезжавшим и уезжавшим из колонии.

Матросов набрел на укромную скамеечку в парке, где его никто не мог увидеть. На деревьях чирикали и порхали какие-то маленькие птички. На теплом ветру начинали распускаться почки сирени. Под шорох листьев в этот тихий час перед Сашей проносились невеселые воспоминания.

Матросов слишком рано был предоставлен самому себе. В бурной жизни вокзалов беспризорник находил удовлетворение. Он скрывался в дождливые дни под опрокинутой лодкой на берегу реки, пропитание находил не регулярно, не знал, где застанет его следующая ночь. А как ему нравилось разъезжать... Когда поезд несся навстречу ветру, хотелось петь песни, бездумно кричать, подставляя лицо обжигающему воздушному потоку.

Уличная бродячая жизнь имела свои законы. Саша отлично знал, что защищать себя можно только крепкими кулаками. Он знал, что в драке нельзя отступать, подставлять противнику спину. Надо держаться до конца, даже если противник имеет преимущество в силе.

Он вспомнил маленькую пристань на Волге, богатую сушеной рыбой и арбузами. Пьяный матрос затеял драку. Хотя Саша и знал, что сила на стороне взрослого, но из-за упрямства не отступил, а потом вынужден был три дня отлеживаться на берегу. Несмотря на то, что яростная борьба закончилась поражением, Саша впервые почувствовал в себе силу взрослого и уверенного борца.

В другой раз трое таких же беспризорников, как и он, напали на него ночью на глухом полустанке, с целью отобрать столь дорогую Саше флотскую шинель. Матросов дрался, прислонившись к вагону, защищая себя от коварных ударов в спину. И в конце концов заставил противника бежать.

Вдруг Саша встрепенулся. За высоким забором протяжно загудел пароход. Мальчик прислушался к разноголосому шуму близкого города. Веселые голоса паровозов, свистки катеров, вечернее солнце и весенний ветер манили подростка к себе. Разъедаемый тоской, он побрел по двору.

Дорога звала Матросова.

Саша видел лозунги, призывающие отлично учиться, добросовестно трудиться, однако его сейчас мало интересовали и учеба и труд. Он понимал, что здесь он временный гость, а там видно будет...

Саша твердо решил не давать себя в обиду. Он любит свободу и даст достойный ответ каждому, кто встанет на его пути.

Первая неделя принесла много переживаний. Саша почувствовал себя щепкой, попавшей в водоворот. Будто кто-то неизвестный, но сильный, решил удивить подростка диковинками новой жизни. Нельзя сказать, что все было одинаково интересно, но, несомненно, все было одинаково ново.

Матросов вместе с Директором попал в отряд Рашита Габдурахманова. Командир и Матросов сделали вид, что между ними ничего особенного не произошло, никто не напоминал о драке. Рашит показал новичкам комнату, выделил койки. Комната была опрятная, на столе стоял букет цветов.

Саше, до колонии не мывшемуся месяцами, не сразу удалось привыкнуть к чистоте, царившей здесь. Не один Рашит, а весь отряд воспитывал новых колонистов. Им не прощался ни один проступок. Если в комнату вошел в грязных ботинках — получай наряд вне очереди, кроме того, вычисти до блеска пол. Если опоздал на физзарядку, на следующее утро разбудят на час раньше. Не было, наверное, во всем мире таких строгих людей, как дежурные по корпусу.

Матросов с трудом привыкал к своей новой роли не в пример Директору, который имел уже вид старого колониста, вошел в доверие к Ольге Васильевне, носился с проектом постановки пьесы из жизни партизан, суетился, охотно посещал собрания, чутко откликался на все события в жизни колонии.

Саша угрюмо воспринимал новшества, все делал без охоты и очень быстро обижался.

Через несколько дней после того, как он перешел в отряд Габдурахманова, его вызвал Катеринчук. Михаил Трофимович, встретив Матросова, весело приподнял зеленую фуражку и спросил:

— А, Матросов пришел! Ну как, привыкаем?

Михаил Трофимович барабанил пальцами по столу, глаза его ласково щурились. Не настаивая на ответе, он продолжал:

— На мой взгляд, тебе надо начинать работать. Пойдем, к делу тебя пристроим...

Катеринчук шел впереди. Основные цехи фабрики — столярный и слесарный — помещались в новой деревянной постройке. Пилорама стояла отдельно на пригорке. Малярный цех и цех готовых изделий — в бывшей церкви.

В столярном цехе стоял неимоверный гул. Саша думал, что увидит верстаки, фуганки, стамески, топоры и пилы, Катеринчук с удовольствием заметил удивление на лице Матросова. Показывая на разные станки, выбрасывающие стружку, опилки, бруски, он называл их: